Андрей Егоров - Стерпор

Ламас после вероломного нападения разбойников произнес какое-то заклятие, некоторое время он с криками бегал по залу и прятался под столы, откуда его немедленно извлекали и пытались убить. Впрочем, сделать это было довольно сложно: мечи отскакивали от его одежды, как мячики, только снопы разноцветных искр говорили о том, что лезвия наталкиваются на что-то твердое. Потом Ламасу вновь удавалось вывернуться, и он несся к следующему столу, под который нырял ловко, словно подкоряжная нерпа. В конце концов его схватили и, поскольку он был неуязвим для холодного оружия, подняли на руки, дружно раскачали и швырнули об стену. Ламас врезался в твердое дерево, охнул и медленно сполз на пол. Разбойники принялись радостно кричать. В это мгновение рука колдуна принялась шарить по полу, заставив их замолчать, потом пальцы наткнулись на оброненный неподалеку посох и поспешно схватили его. Ламас с трудом, издавая старческое кряхтенье, поднялся на ноги и развернулся к обидчикам. Разбойники смотрели на него с нескрываемым изумлением – они-то предполагали, что покончили со странным стариком навсегда.

– Ну, все, вы мне надоели! – свирепо сказал Ламас. Он схватил посох за основание и принялся раскручивать его над головой все быстрее и быстрее, потом проговорил слова заклятия, и глаза его вдруг полыхнули огнем, злоумышленники в страхе отшатнулись. В воздухе сразу нехорошо запахло, а сучковатая палка в руках колдуна вдруг превратилась в нечто необычное – она уже не просто вращалась над его головой, а описывала круги и овалы вокруг Ламаса все быстрее и быстрее, пока не сделалась почти невидимой. Со стороны могло показаться, что колдун неожиданно превратился в лучшего мастера боя на посохах в Белирии.

Разбойники не двигались с места, пока Ламас не скакнул к первому попавшемуся на пути разбойнику и не опустил оружие ему на голову. Несчастный отлетел, словно его ударил не старик с палкой в руке, а гигантский монстр с дубиной. Его тело сшибло несколько столов и десяток стульев и осталось лежать возле дальней стены. А посох, совершив первое убийство, завертелся с удвоенной энергией. Ламас принялся раздавать удары направо и налево, отправляя попавших под горячую руку в мутное бессознательное небытие. Разбойники, которые сначала с большим энтузиазмом пытались убить колдуна, теперь разбегались от него в страхе. Ламас метался по залу таверны, как вихрь, сбивая по пути столы и стулья. Он выбивал из рук мечи, ножи и сабли, лупил посохом по всему, что движется, от него в разные стороны летели брызги пота, а длинная борода взлохматилась и устрашающе топорщилась впереди. Опустошительным ураганом колдун носился по залу, оставляя позади распластанных разбойников, избитых и стонущих. Он совершенно переломил ход битвы, оттеснил врагов сначала от меня, а потом от Варнана, колдун дубасил всех и каждого, он согнал уцелевших в угол, где они сгрудились в последнем порыве спастись от вездесущей сучковатой палки и отчаянно кричали, умоляя о пощаде. Только тут Ламас остановился, ткнул посохом в пол, качнулся и внезапно рухнул назад, так что я едва успел подхватить его.

– Пощадите, демоны, – проорал нестройный хор голосов, кто-то всхлипнул: – я больше так не буду…

– Не думаю, – сердито проговорил Ламас, когда я вернул ему вертикальное положение. Он с трудом дышал, лицо его стало серым, глаза время от времени закатывались, колдун морщил лоб и бил себя в грудь, сипло кашляя, – на… кх… кх… кх… наверное, мы никого не пощадим…

Несмотря на то что Ламас едва держался на ногах от усталости, разбойники глядели на него с неприкрытым ужасом, каждый жест колдуна они встречали нервными выкриками – оцасались, наверное, что он снова возьмется за посох и примется колотить их по головам и прочим уязвимым частям тела. Ламас силился сказать что-то еще, но ему явно не хватало воздуха и сил. Тогда я решил выступить вместо него.

– Ваша банда, – проговорил я, – отныне считается распущенной, можете отправляться по домам. И расскажите всем, что Дарт Вейньет был с вами милостив, а ведь мог и убить…

Разбойники закивали с пониманием дела, но смотрели не на меня, а все больше на Ламаса.

– А теперь забирайте эту шваль, – я показал на толпу избитых и покалеченных разбойников, – и вон отсюда, чтобы в этой деревне я вас больше никогда не видел…

Разбойники не шевелились.

– Пусть он скажет, – слабым голосом наконец проговорил один из них.

Ламас едва слышно ударил посохом об пол, и они поспешно ринулись выносить раненых и убитых. Поскольку разбойники очень спешили, они, не церемонясь, довольно грубо выбрасывали своих товарищей по ремеслу в окна и дверь. Уцелевшие сбивали друг друга с ног, стараясь поскорее покончить с порученным им делом и выбраться наконец из этого страшного места, где седобородый старик может заколотить всех и каждого до смерти.

Когда таверна опустела, я услышал слабые всхлипывания хозяина заведения за стойкой: он, потирая отдавленные Каром Варнаном кисти рук, достал из-за стойки счеты и приступил к анализу нанесенного бойней ущерба.

– Ну, ты даешь, Ламас, – сказал Варнан, – не ожидал от тебя такой прыти, да тебя даже видно не было.

– Вообще-то он должен был без меня летать, – проговорил Ламас сдавленным голосом, – положите меня на пол, я сейчас умру.

– Рановато умирать, – заметил я, помогая ему улечься на забрызганные кровью доски, – ты мне еще пригодишься.

– А может, оно и к лучшему, если он того, крякнет, а, милорд? – приблизился к нам Кар Варнан. – Никогда не знаешь, что он в следующий раз сделает. Мы уже сколько раз на волосок от гибели были. А тут вот он сам себя угробил.

– Может, тебе лучше помолчать? Это он нас из беды выручил! – свирепо рявкнул я.

– А я что? Я ничего и не говорю, – сказал Варнан, – просто предположение высказал…

– Эй ты, – крикнул я трактирщику, – тащи эля, у нас тут со стариком плохо, сейчас дадим ему живительной влаги – и он придет в себя.

Всхлипы смолкли, трактирщик прекратил подсчет убытков и поднял голову – на одутловатой физиономии наливался черным крупный фингал.

– Я сейчас, – засуетился он и принялся цедить эль в чудом уцелевшую кружку, – сейчас, сейчас, подождите, сию минуту…

Я привалил колдуна к ножке стола и вложил ему в руку кружку с живительной влагой.

– Пей, Ламас, скоро тебе станет легче.

– Вы думаете, милорд? – едва шевеля губами, спросил он.

– Уверен!

Ему полегчало только после второй – на бледном лбу проступили красные пятна, нос стал сизым, а глазки сощурились в улыбке.

– Тащи третью, – сказал он трактирщику, – я сегодня герой.

– Герой, герой, – успокоил я его, – твое колдовство очень помогло нам, Ламас, я должен поблагодарить тебя.