Роман Смеклоф - Тридцать один

– Вы считаете, стоит говорить об этом в присутствие юноши? – неуверенно проговорил архивариус.

– Скажи одно слово. – по буквам протянул Оливье.

– Мировая война началась с восстания. – проговорил Мровкуб, опустив глаза.

Дядя кивнул.

– Это еще не значит, что я тебе верю. – сказал он и пошел дальше.

– Какое восстание? О чем вы? – загалдел Евлампий.

– Объясните. – попросил я, не слишком уверенный, что действительно хочу услышать ответ.

– В другой раз. – пообещал архивариус, не поднимая глаз.

Мы двинулись вслед за дядей. Голем требовал объяснений, но Мровкуб сосредоточенно молчал. Когда я уже не ожидал никакого ответа, он тихо произнес:

– Историю пишут победители и если говорить правду, то с самого начала. Пока, я не готов рассказать вам большую часть того, что знаю, в основном из-за того, что боюсь последствий.

– Что за нелепые оправдания! – запричитал голем.

– Позвольте с вами не согласиться. – ответил архивариус. – Слова это оружие и страшная сила, поэтому, я несу полную ответственность за все мною сказанное. Я не могу позволить необдуманным словам разрушить вашу жизнь.

Голем хотел ответить, открыл рот и сразу захлопнул.

– Прошу прощения за высокопарность и лекторский тон, но я действительно так считаю. – добавил архивариус.

– Вы разожгли мое любопытство и теперь обязаны что-нибудь рассказать. – попросил Евлампий.

– На это нет времени. – крикнул Оливье.

Недалеко от нас начиналась пыльная дорога. По ней к нам приближалась странная повозка. Она мчалась по дороге сама по себе. В тридцати мирах волшебные вещи не невидаль, но она передвигалась без колес. А это выглядело странно.

– Оно за нами? – испуганно спросил я.

– Быстроходная повозка? – усмехнулся Оливье. – Ни как к нам королевские гвардейцы пожаловали. Хотя чего удивляться, у них дозоры кругом, а мы верхом на радуге, да с фейерверком.

– Нас арестуют? – совсем струсил я.

– За что? – не понял дядя.

– Мы нарушили закон.

– Какой? А! Поменьше слушай своего стукнутого голема.

– Я бы попросил, обо мне, так не выражаться! – заверещал Евлампий.

Повозка подлетела к нам, подняв тучу пыли. Вблизи, она походила на деревянный ящик с окошками, выкрашенный в нейтральный серый цвет. Единственное украшение составляли две синие полосы проходящие вдоль борта.

– Всем молчать, говорить буду я. – наказал Оливье.

Мы переглянулись.

Один из бортов ящика отъехал в сторону и из проема вылезли двое гвардейцев в серых камзолах. Оружие им заменяли увесистые черные дубинки.

– Построиться! – проревел круглолицый гвардеец с раскрасневшимся лицом.

Из-под его шляпы тек пот, а перемещался он так медленно и неохотно, словно каждое движение причиняло ему страдание.

Мы послушно выстроились в шеренгу по одному. Первым встал Оливье.

Второй гвардеец, не обладающий примечательной внешностью, прошел мимо и застыл за нашими спинами.

– Способ прибытия? – заорал круглолицый, вперившись в дядю.

– Хождение по радуге! – заорал Оливье в ответ, копируя манеру гвардейца.

Я невольно обернулся. Радуга, с которой мы спустились, все еще висела над землей.

– Цель прибытия?

– Посещение достопримечательностей!

– Конкретнее?

– Визит в филиал Всемирного банка!

Гвардеец подошел вплотную, долго смотрел в единственный дядин глаз и спросил:

– Имя?

– Мастер Оливье. – бодро прокричал дядя.

– Он говорит правду! – зачем-то добавил голем.

– Задержаны! В повозку! – приказал круглолицый.

– За что? – уточнил Евлампий.

– Нарушение военного положения!

Гвардеец с непримечательной внешностью подтолкнул Оливье в спину. Дядя, продолжая улыбаться и корчить гримасы, поднял руки.

– Сдаюсь! – заорал он.

Вел он себя, по меньшей мере, странно. Словно все происходящее не реальность, а веселый розыгрыш.

– Странная повозка. – пробормотал я, приблизившись к открытому борту.

– Один странствующий чародей приехал в Благодатные земли для участия в местных гонках. – проговорил архивариус. – Во время тренировки, перед соревнованием, королевские гвардейцы арестовали его за лихую езду. Чародей пришел в ярость и проклял гвардейские кареты. «Чтобы ваши поганые колеса никогда не оскверняли землю этого прекрасного мира. Чтобы ни одно живое существо не тянуло ваши кареты.» Кричал он, покидая тюремную крепость королевских гвардейцев. Проклятие сбылось и оказалось таким сильным, что чары не развеяли по сей день. С тех времен, у повозок Благодатных земель нет колес. Зато, такие повозки оказались чрезвычайно удобными для гонок на выживание.

– Разговорчики! – гаркнул круглолицый.

Оливье влез в повозку и развалился на деревянной скамье. Я сел рядом. Около меня притулился архивариус. Следом забрались гвардейцы и устроились напротив нас. Круглолицый постучал по крыше, и борт заехал на свое место, закупорив нас внутри ящика.

Я нервно огляделся. Не пешие путешествия оставались для меня экзотикой и вызывали беспокойство. Мою тревогу никак не уменьшали, лежащие на полу повозки цепи с застежками для рук и ног.

Ящик дернулся и, судя по виду из окна, поехал по дороге. Кандалы тоскливо звякнули в такт движению. Пейзаж не менялся, продолжая демонстрировать унылую степь. Навевая тоску и безысходность. Хорошо хоть не трясло на ухабах. Повозка двигалась плавно и ухабы с рытвинами не чувствовались.

Мы с архивариусом и Евлампием напряженно молчали, не решаясь говорить при гвардейцах. Дядя, беспечно улыбаясь, насвистывал себе под нос.

От равномерного покачивания, а может от накопившейся усталости, я задремал.

– Потрясающе! – проговорил архивариус.

Я бы наплевал на любопытство и не стал открывать глаз, но несносный голем дернул за цепочку.

– Смотри! Смотри! – скандировал он.

– Тихо! – возмутился круглолицый гвардеец, но больше для порядку.

Чувствовалось, что он доволен произведенным на чужеземцев эффектом.

Поддавшись на общее восторженное удивление, я взглянул в окошко. Дорога поднималась на холм, поросший вялой бледной травой.

– Выгляни наружу! – скомандовал Евлампий.

Я высунулся в окно. От бьющего в лицо ветра слезились глаза, но даже это не портило потрясающего вида. На вершине взгорья, к которому поднималась повозка, стояло сооружение. Подобного которому, я еще не видел. Четыре огромные колонны подпирали платформу, украшенную витой балюстрадой. На ней разместились десятки домов с коптящими трубами. Густой дым поражал разнообразием цветов от бледно-розового до ярко-голубого.