Анатолий Гончар - Судьба. На острие меча

— У-у-у, — взревев, чудовище изогнулось и попыталось схватить Тёрма за ногу. Но не тут-то было, короткая шея не позволила ему этого сделать. Хорк метался из стороны в сторону, стараясь скинуть с себя непрошенного наездника. А я стояла на вершине камня и не знала, как поступить дальше. Прыгать вниз и продолжать бесплодное махание мечом перед оскаленной мордой не имело смысла, но надо было хоть как-то помочь сражающемуся Тёрму. Мой взгляд внезапно зацепился за оставленный на камне лук, колчан со стрелами лежал там же. Чтобы вскинуть его вверх и натянуть тетиву потребовалось одно мгновение, но хорк уже стал валиться на бок, пытаясь подмять под себя противника. Тёрму ничего не оставалось, как соскочить на землю и отбежать в сторону. Монстр тут же вскочил на ноги и, победно хрюкая, стал надвигаться на выставившего перед собой меч камерлинца. Левой рукой Тёрм придерживался за ушибленные рёбра, но его лицо не выражало ничего, кроме решимости. Я натянула тетиву. Взгляд настойчиво искал на теле чудовища хоть какой-то уязвимый участок. Но тщетно. Невидящий глаз повернулся в мою сторону как нельзя кстати. Но с первого раза попасть в белесо-розовое пятно не удалось, стальной наконечник лишь скользнул по костяному черепу, и стрела улетела в чащу леса. Чудовище бросилось вперёд. Времени, чтобы прицелиться, не было, поэтому я выстрелила навскидку. Повезло, острое жало ткнулось точно в центр слепого глаза. Белесое зеркало его поверхности лопнуло белой слизью, и стрела по самое оперение ушла в голый череп нежити. Хорк, словно споткнувшись, подогнул под себя ноги и осел на землю. Мигом очутившийся рядом Тёрм изо всей силы вонзил меч в другое око, и нечисть, тонко взвизгнув, завалилась на бок. По всему телу пошли тонкие извивающиеся трещины, и хорк, захрипев, начал разваливаться на части. В моей голове на мгновение появился и бесследно растаял вопль бесконечного ужаса, а огромная серая масса, только что бывшая доисторическим чудищем осыпалась прахом и быстро унеслась вдаль, рассеиваясь по лесу налетающими порывами ветра…

Спустившись с Нарита и оглянувшись на камень, я невольно испытала чувство неловкости. Едва ли кто, чувствующий магическую силу, отваживался влезать на источник этой самой силы. Нужно было бы попросить у камня прощения, но я, как ни странно, не чувствовала в этом потребности. Пройдёт дождь и смоет с переплетения узоров отпечатки моих следов, и уже ничто не будет напоминать о произошедших здесь событиях. Я повернулась к присевшему подле корней дерева Тёрму.

— Ты как? — спросила я, присаживаясь рядом и осторожно касаясь его руки.

— Нормально, бывало и хуже, — он устало улыбался, и в его взгляде уже не чувствовалось боли.

— Спасибо, Тёрм.

— И тебе спасибо, Авель.

Я посмотрела на него, и мне тоже захотелось улыбнуться, но не смогла.

— Нам пора, — я его не торопила, просто напоминала, но он тут же начал подниматься на ноги.

— Ты права, не стоит дожидаться, когда эти братья придут в себя, они и так доставили нам слишком много хлопот. Оставим им лук и стрелы и уходим. Я не думаю, что здесь поблизости водиться ещё одно такое же чудовище.

— Я бы не была столь категорична, теперь после всего случившегося нам пожалуй не стоило бы спешить с выводами.

— Может ты и права, — согласился мой спутник, но по его виду было понятно, что ему это безразлично. А вот я решила при первой же возможности вернуться на это злосчастное место, найти логово чудовища и посмотреть, не осталось ли там ещё одного спящего монстра, — но мне как-то не хочется встречаться с ещё одной такой зверушкой. Поэтому я буду считать, что их тут больше нет, — он продолжал улыбаться…

Где-то в глубине леса послышался пронзительный птичий крик…

Мы всё же дождались, когда один из братьев зашевелился. И только тогда тронулись в путь. Тёрм, категорически отказавшийся сесть на коня, шёл пешком. Я великодушно позволила ему идти рядом…

Мы выбрались из леса на вторые сутки, к вечеру. Уже начинало смеркаться, когда мы подошли к стоявшему на отшибе одинокому домику и постучали в дверь. Маленький старичок появившийся в дверном проеме и, поднеся к нему факел, внимательно осмотрел наши измождённые дорогой лица.

— Кто такие? — настороженно спросил он.

— Меня зовут Алдеем Ряженским, а это сестра моя, Эрда, — Терм махнул рукой в мою сторону, и я склонила голову в знак приветствия. — Из Ряженского перепутка мы.

— Хм, — старичок на миг задумался, словно вспоминая давно забытое, а затем, пригладив жидкую бородку, вернулся в дом, следующие его слова донеслись уже оттуда, — проходите. Только коня заранее привяжите.

Мы обрадовано переглянувшись поставили коня к прилаженной прямо к стене коновязи, задали ему овса из торбы и вошли в дом.

Старик тем временем успел вскипятить самовар, и теперь на маленьком деревянном столе дымили паром две большие кружки, заваренные липовым цветом. Меж тем старик поставил рядом с ними глиняный горшок заполненный до краев каким-то варевом.

— Угощайтесь, гости дорогие, — сказал он и не дожидаясь ответа на своё приглашение убрался восвояси. Мы не заставили себя долго ждать. Дальняя дорога и постоянное ожидание опасности сделали своё дело, оказавшись в тепле и под защитой крыши мы тут же забыли об осторожности…

Зачерпнув большой деревянной ложкой содержимое горшка, оказавшееся свежайшим липовым мёдом, я тут же отправила его в рот. Мёд оказался таким сладким и душистым, каким его только возможно было себе представить. Когда мы угомонили половину посудины, пришел хозяин. Указав на помещение, в котором мы можем расположиться на ночлег, он вновь исчез.

Комната была маленькой, как и все в этом доме. Кроме двух узких деревянных кроватей и такого же узкого стола в ней ничего не было. Усталость брала своё и, не став тратить силы на разговоры, мы завалились спать. Уснула я мгновенно, а когда проснулась, то почувствовала, что меня мерно покачивает, будто в повозке. Я попробовала приподняться и только тут поняла, что мои руки и ноги крепко связаны. На очередной колдобине неимоверно тряхнуло. Нас точно куда-то везли.

— Тёрм, — тихо позвала я и, чуть повернув голову, увидела его голубые глаза. Тёрм смотрел на меня и, чёрт бы его побрал, улыбался.

— С добрым утром, — наверное, он глядел на меня таким образом довольно долго, эта улыбка, казалось, уже приклеилась к его лицу.

— Тёрм! — шёпотом закричала я, — что произошло?

— Спроси хозяина, — Тёрм с трудом кивнул в направлении движения, он так же, как и я, лежал на телеге связанный по рукам и ногам, только почему-то улыбался, вместо того, чтобы плакать.