Надежда Орлова - Невесты Тумана (СИ)

— Па-ап, а ты помнишь, что ты мне обещал? — тихо, что бы не слышала мать, спросила Юджи.

— Помню, — так же тихо ответил Джон.

Ярмарка шумела на все лады: вот слышится стук молота из передвижной кузницы; блеет и мычит скот, ржут кони, квохчут куры и гогочут гуси; глашатай в балагане кричит противным голосом, приглашая увидеть женщину с бородой, русалку и прочие чудеса; тут же продавцы расхваливают свои товары. Юджи смотрела во все глаза, указывая на то или иное чудо.

— Перестань тыкать пальцем! — не выдержала Габриэла. — Веди себя прилично!

После того, как Джон со своей семьёй посетил конюшню, где собирался прикупить парочку лошадок, но не нашёл достойного его табуна товара, они отправились за прочими покупками. Габриэла зашла в лавку и стала выбирать ткани для всей семьи. Юджи, скучая, оглядывала полки, ломившиеся от рулонов материи.

— Смотри, Юджи, а такой бархат? И если под него взять ещё и такой шёлк?

— Не знаю… Смотри сама…

Габриэла видела, что на её дочь такое изобилие тканей не производит должного впечатления. Ей казалось, что её девочка вообще равнодушна к красивой одежде. Зато в оружейной лавке…

— Па-ап, смотри! — Юджи первая кинулась к прилавку, выбрала лук и попробовала натянуть тетиву.

— Юджиния! — Габриэла схватила дочь за руку. — Не балуйся! Положи!

— Да ладно тебе!.. — Джон успокаивающе положил руку на плечо жены. — Ну, хочет ребёнок себе лук…

— Она — девушка! Ей из луков стрелять не положено! Мы сюда зачем пришли? Что бы Тристану что-нибудь подобрать!

— Ма-ам, ну можно и мне?.. — чуть не расплакалась Юджи. — Сама посмотри, накладки костяные, кизиловый корень… да этому луку сносу не будет!

Габриэла покосилась на лук: в отличие от висевших на стене и лежавших на прилавке других луков, обильно украшенных разными цацками, лук, выбранный дочерью, в первую очередь внушал доверие — он не подведёт. Габриэле и самой захотелось выпрямиться, прицелиться и сбить шишку на высокой сосне… Но она резко оборвала свои мысли:

— Ой, делайте, что хотите! — фыркнула Габриэла, демонстративно выходя из лавки.

Ей пришлось простоять на улице довольно долго, прежде, чем появились Джон и дети. Тристан держал кинжал в ножнах. Джон нёс лук и колчан стрел, а возле него прыгала радостная Юджи. Габриэла покачала головой, Джон улыбнулся.

— Ну, не смотри на меня так. Хотел ребёнок игрушку…

— Хороша игрушка! Сколько она стоит?

— Не дороже того, что я могу потратить на подарок своей девочке.

Девочка стояла, придирчиво разглядывая то наконечник стрел, то их пёстрое оперение, одну за одной. Тристан повесил свой кинжальчик на пояс и больше на него внимания не обращал. Габриэла вздохнула и взяла мужа под руку.

— Ладно, теперь идём покупать то, что собирались…

И тут она почувствовала, как её второй руке кто-то прикоснулся. Она обернулась и увидела старую цыганку, замотанную в грязное тряпьё. Цыганка смотрела ей в глаза и шевелила губами, словно пыталась что-то сказать.

— Чего тебе нужно? — резко убрала локоть Габриэла: от этих бродяг одни неприятности!

— Это нужно тебе… — пробормотала цыганка. — Идём, — и она нырнула в такой же пёстрый и такой же грязный шатёр. Габриэла даже не почувствовала, как убрала руку от локтя Джона и пошла вслед за цыганкой.

В шатре был полумрак, рассеиваемый только дырками в потолке шатра. В лучах света кружились пылинки. Цыганка повернулась к Габриэле.

— Слушай, что я скажу…

— …и чтоб твоё пророчество сбылось, я должна дать тебе золотую монету? — недоверчиво перебила её Габриэла.

— Не-ет, — засмеялась цыганка. — Так я зарабатываю на хлеб, потому что говорю людям то, что они хотят услышать. А я вижу намного больше. Просто не всем нужна эта правда. Правда — слишком горький напиток, его нельзя пить, не приправив сладкой ложью. Тебе придётся выпить его весь, женщина с половиной крови.

— К-как ты меня назвала? — растерялась Габриэла.

— Я вижу твоё сердце, но не вижу половину твоей крови. Ты сама её найдёшь. Совсем скоро. Тебя ждёт возвращение в завтра, но только через вчерашний день. Тебе предстоит вернуть долги твоей матери и снова объединить однажды потерянное. И ты будешь не одна. С тобой будет твой ребёнок, который станет великим воином. Опасайся приходящих с миром, но доверься ножу в спину. Исцеление и смерть идут рядом, но смерть ты оставь здесь, а исцеление забери с собой во вчера. А теперь иди, женщина. Иди…

Когда Габриэла вышла из цыганского шатра, Джон испугался: у его жены были остекленевшие, ничего вокруг себя не видящие глаза. На лице — ни кровинки, руки холодны, как лёд. Он пытался дозваться её, но напрасно. Габриэла стояла, как истукан. А когда Джон ворвался в шатёр, там уже никого не было. Выбежав из шатра, он увидел, как Габриэла обнимает детей и разглядывает кинжальчик Тристана. Как ни в чём не бывало.

— Габриэла, милая, что случилось? Что это было? — стал он засыпать её вопросами. Она удивлённо посмотрела на мужа:

— Что? А что случилось? Ничего… Просто эта цыганка… она такая смешная… такого наговорила, думала, что у меня есть с собой деньги, а когда поняла, что ей ничего не перепадёт, сразу же отстала.

Джон посмотрел пристально на жену, но сделал вид, что поверил. Габриэла увлечённо думала о цвете ниток, которые собиралась купить для рукоделья и напрочь забыла о цыганкиных словах.

А зря…

Вернувшись домой, Габриэла увидела незнакомого мужчину, сидевшего в холле у камина. При виде вошедших хозяев, он встал и поклонился:

— Миледи Габриэла? Меня послала ваша матушка, миссис Смит. Она больна, и хотела бы вас видеть…

Габриэла посмотрела на Джона. Тот стоял рядом.

— Ты поедешь?

— Не знаю… — покачала головой Габриэла. — При обычном насморке в гости не зовут… Как ты думаешь?

— Стоит поехать. Иначе ты можешь об этом пожалеть. Потом.

— Да… я поеду! И, наверное, возьму с собой детей. Ты с нами?

— Нет, наверное… что мне там делать?

— Знаешь, Джон… Может случиться так, что… — Габриэла стиснула губы, думая о неизбежном: — Мне может понадобиться твоя помощь…

Наутро семья выехала в дорогу. Вечером четвёртого дня они приехали в Гринфилд. Въехав в старый двор, Габриэла на мгновение стала маленькой девочкой. Воспоминания сдавили ей грудь, захотелось пробежать по двору, вскочить на ступеньки дома или выкинуть другой трюк, за который её всегда ругали, но, кажется, безуспешно… Но Габриэла только оглянулась по сторонам, ища взором покосившийся заборчик за конюшнями, вдаль от которого уходила тропинка к «дикому» кладбищу, дому Катлины и её тогдашнему дому…