Александр Прозоров - Конец пути

— Только камень… — Она провела пальцами по крашеной стене, по ступенькам. С интересом потрогала перила. — Тут будет жестко спать, господин. И холодно. А почему ты умер? Тебя тоже убил мудрый Аркаим?

— Так, ключа у меня, конечно, нет… Не помню, запирал я замок или нет? Идем… — Он растер ногой колдовской рисунок, подобрал свечи, сбежал на площадку, толкнул дверь. Она открылась. Значит, обошлось. Он завел за собой рабыню, защелкнул замок.

— Это ты, Олежка? — спросили из большой комнаты.

— Да, мама. Чего не спишь?

— Фильм интересный.

— Угу… — Ведун открыл дверь в свою комнату, толкнул туда Урсулу, вошел следом. Указал ей на стул: — Садись. И помолчи, очень прошу…

Он скинул налаткик прямо на пол, расстегнул пояс, ногой задвинул саблю под кровать. Вытянул верхний ящик стола, нашел атлас автомобильных дорог.

— Так, Каим тут есть? Фигушки. Ну это понятно. Тогда посмотрим по рекам, они-то никуда не делись. Ага, вот и он, пуп земли, перекресток миров, середина мира.

Место, из которого реки текли в разные стороны: Урал — в Каспий, Кама — в Волгу, Тобол — в Северный Ледовитый океан, — находилось примерно посередине между городами Миассом и Белорецком и закрывалось на карте подушечкой мизинца. Что интересно, селений так не появилось до сих пор. По реке Урал Олег скользнул пальцем вниз.

— Так, это, получается, Большой Каим, а граница между землей отверженных и Каимом это… Сакмара. Зело выше Оренбурга. Башкирия, кажется…

Он закрыл атлас, вышел из своей комнаты, постучал в мамину:

— Раз ты все равно не спишь, дай мне энциклопедию взглянуть, на букву «Б».

— Заходи, бери.

Середин толкнул дверь, шагнул к книжной полке.

— Боже мой, на кого ты похож! Ты со своим клубом скоро совсем одичаешь! Как тебя милиция не арестовала? Прямо снежный человек. И пахнешь, как горилла. В душ бы лучше сходил.

— Сейчас, — вытянув нужный том, Олег вернулся к себе, принялся листать страницы. — Башкими, Башкин, Башкирия… Ла-ла-ла… Вот, исторический экскурс. Первые упоминания о башкирах относятся к девятому-десятому векам. В тринадцатом веке территория Башкирии захвачена монголо-татарами. В середине шестнадцатого башкиры приняли русское подданство на основе соглашения с Иваном Грозным. В результате вхождения Башкирии в состав Русского государства в крае прекратились феодальные междоусобицы, начали устанавливаться хозяйственные и культурные связи между башкирами и русскими переселенцами. Русское правительство гарантировало сохранение за башкирами занимаемых ими земель… Дальше неинтересно. Вот так, девочка. Похоже, ничего у нашего мудрого Аркаима не выгорело, ничего про каимцев в истории не упомянуто. Скажу больше. Кажись, два братика в своей сваре так разорили родные земли, что там вовсе никого из каимцев не осталось. Пришли новые люди и принесли новые имена.

Он захлопнул томик, понес его обратно.

— Олег, не обижай меня. Стыдно, право слово. Я же просила тебя принять душ!

— Я туда и иду, мама. — Он вернул том на полку. — Просто хотел взять чистое белье и одолжить твой халат.

— Халат-то зачем?

— Холодно…

У себя в комнате он стянул штаны и сапоги, потом снял с невольницы золотую кольчугу, накинул ей на плечи халат, повел за собой.

— Забирайся туда, — указал он на ванну, задернул занавеску, пустил из крана воду, настроил, переключил рычаг и полез вслед за Урсулой.

— Она теплая, господин! Сверху теплая вода течет!

— Я знаю…

Олег снял с крючка мочалку, сунул под воду. Он не испытывал иллюзий по поводу того, что рабыня быстро разберется среди мыл, шампуней и гелей, а потому решил для начала помыть ее сам.

— Какая странная стена, — погладила она кафель ладошкой. — Как же ее так отполировали? Красиво. Тепло. Хорошо быть мертвым, правда, господин?

— Должен тебя огорчить, — выдавил на мочалку гель Середин. — Ты совершенно жива. И пребудешь таковой еще очень долго.

— Откуда тогда вот это все… странное и невероятное?

— Тебе ли удивляться, девочка? После всего, чего ты насмотрелась за последний год.

— Если я жива — значит ворота Итшахра не открылись? Мир мертвых не соединился с нашим, бог не пришел, мертвые остались мертвыми, война не остановилась…

— Успокойся. Я думаю, Аркаим нас просто обманул. Никакой войны не было. Он придумал это, чтобы убедить нас добровольно принести тебя в жертву. Так что радуйся. Мы смогли спастись в самый последний момент.

— Да? Но у него во дворце все равно было хорошо. И самоцветы. Жалко, они так и остались там.

— Не жалей. Мы бы все равно не получили ни одного камушка.

— Почему, господин?

— Если про нападение Раджафа нам сказали правду, в чем я сильно сомневаюсь, все сокровища достались бы ему. Если нет — то, принеся третью жертву, Аркаим убил бы нас и оставил сокровища себе. Зачем ему отдавать такое богатство каким-то бродягам? Он поражал нас своей щедростью, чтобы мы доверились ему, чтобы трудились на него. Он ведь понимал, что зимой мы все равно никуда из Каима не денемся. Сказал, что сундуки самоцветов наши — но на деле собирался выполнить все жертвоприношения еще до ледохода. И все, мы ему больше не нужны. Можно топить в проруби. Бесплатно и без хлопот. Зачем делать из нас врагов, если можно посадить на такой поводок, чтобы мы сами себя и сторожили, и защищали, и на алтарь легли? Да еще и брата его за просто так разгромили! Подними руки, я тебя намылю.

— Все равно жалко, — послушно вскинула локти Урсула. — Ведь мы могли бы открыть врата Итшахра, соединить мир мертвых и живых, сделать его общим. И тогда все мертвые стали бы живыми.

— И в этом я тоже сомневаюсь.

— Почему?

— Пока я был там, в вашем мире, я воспринимал слова пророчества точно так же. Но у разных времен разные оценки. Вернувшись сюда, я сразу вспомнил очень о многом, что вам, к счастью, неведомо. Понимаешь, наши мудрецы придумали такие бомбы, что, если бросить на город всего одну, он превратится в обгорелую яму. А несколькими такими бомбами можно уничтожить целую страну. Начав войну такими бомбами, можно за один час сделать землю еще более мертвой, нежели мир мертвых бога Итшахра. Еще у нас придуманы такие хитрые… запахи — чесночный, ореховый. Если распылить его в чужой стране, там умрет все живое. А если начать запахами воевать, умрет все живое на земле. Еще мудрецы приучили лихоманок нападать на чужие города. Если начать воевать ими, то все живое умрет от болезней. Поэтому не нужно говорить об открытии врат Итшахра и соединении миров. Это будет означать не то, что мертвые станут живыми, а то, что живых не останется нигде. И будет единый мир под властью единого бога. Но этот единый мир станет самым мертвым миром из всех возможных.