Лев Гроссман - Земля волшебника

— Могла бы и помочь, между прочим.

— Нет! Не могла! — Лицо Элис осветилось безумной радостью. — А знаешь, почему? Потому что плевать мне было! — Она принюхалась. — Любопытно… в ниффинах у меня не было обоняния. О чем это я? Да. После подземного плавания я ударилась в другую крайность — поднялась в небо, как шарик, и прошла в космос. Поиграла со звездами, вошла в солнце и провела там неделю — мне ничто не могло повредить. Думаешь, в Филлори вселенная такая же, как у нас? Бесконечная, с другими звездами и мирами? Ничего похожего. Там одно только Филлори. Пройдешь мимо солнца, мимо луны, мимо последних звезд — сквозь звезды я не могла проходить даже как ниффин, — а там ничего. Я полетела дальше — усталость и скука ниффинам незнакомы, — потом оглянулась и увидела Филлори. То еще зрелище: плоский витой диск, окруженный звездами, балансирует на шаткой башне из черепах, как в книжке Доктора Сюсса. Разноцветный кружок, который получают, вращая холст, а вокруг жужжащий рой белых звезд. Я долго им любовалась, не зная, вернусь туда или нет. Самое близкое к грусти чувство, которое я испытала.

В образовавшейся паузе завыл холодильник. Элиот встал и пихнул его.

— Но ты вернулась, — заметил Квентин.

— Да. Я делала все, что хотела. Как-то раз вскипятила озеро со всем содержимым. Сжигала птиц и зверей. Меня все боялись — я, синяя птица, предвещала беду. Некоторые кричали, плакали, молили меня о пощаде. Однажды… — Элис затаила дыхание, словно ее холодом обожгло. — О господи. Я убила охотника. — У нее вырвался всхлип, похожий на кашель. — Совсем из памяти вылетело. Он хотел подстрелить оленя, а мне это не понравилось. Испепелила его без остатка. Он даже и не видел меня.

Она дышала теперь тяжело и хрипло, прижимая руку к груди, как перед обмороком или приступом рвоты. Взгляд ее метался по комнате.

— Все в порядке, Элис, — сказал Квентин. — Ты не виновата.

Она, в новом приливе гнева, хлопнула ладонями по столу.

— Нет, виновата! — Можно было подумать, что Квентин хочет отнять у нее самое дорогое. — Я его убила, а не кто-то еще! — Элис уронила голову на руки. Квентин не знал, как с ней быть. — Убила из ненависти. Я тогда ненавидела все и вся, а в первую очередь тебя, Квентин. Ненависть длится вечно, не то что любовь. Неисчерпаемое чувство, чистое, абсолютное. Знаете, что я видела, глядя на вас? Тупых уродов, набитых мусорными эмоциями. Вы такие глупые, что зачастую вообще не понимаете, какое чувство вами владеет — любовь, ненависть или горе.

Она права, люди в самом деле такие. Забыла только, что Квентин того же мнения, что именно это свело их вместе. Он пока не стал ей об этом напоминать.

— Что-то меня на экзотику тянет. Манго там, марципан. Укроп, чтоб его. Захочется и тут же расхочется — давно я ничего не пробовала на вкус.

Эта ее последняя реплика больше всего напоминала о прежней Элис.

— У меня была такая силища, Квентин. Такая власть. Как-то я обнаружила, что могу двигаться по времени в обратную сторону. Это легко. Вперед движутся все, секунда за секундой, но это не обязательно. Ты просто останавливаешься, и все. Кажется, я и теперь бы смогла. Представь, что ты едешь вверх по склону на лыжах, держась за трос: если ослабить хватку и дать ему просто скользить по варежкам, можно остановиться. Настоящее идет дальше без тебя, и ты таким образом оказываешься в прошлом. Замечательное чувство — правда, изменить ничего нельзя, можно только смотреть. Я видела, как Четуины приходили в Филлори, как рождались и умирали разные люди. Видела, как Джейн Четуин имела секс с фавном! — Элис прыснула. — Ей очень одиноко, по-моему. Даже если смотришь, как кто-то спит или читает, все равно интересно.

Однажды я решила посмотреть, как начиналось Филлори. Дальше уже нельзя, трос кончается — ты просто стукаешься об это. Не очень-то это красиво, заря времен. Как труп того, что было когда-то. Большая пустыня и мелкое, мертвого вида море. Никакого климата, сплошной холод. Солнце стоит на месте, и свет у него неприятный. Как у старой флюоресцентной лампы, в которую дохлые мухи нападали. Думаю, солнце и луна в то время столкнулись, образовав одно аномальное небесное тело.

Я долго наблюдала за этим морем, удивляясь, что такой большой водоем может быть таким тихим. Потом слышу — бежит кто-то издали. Старая тигрица, одноглазая, с обгрызенными ушами. Наверно, это богиня, думаю я себе — богиня прежнего погибшего мира. Подошла она к воде, посмотрела на свое отражение, зашла в море по плечи, содрогнулась, чихнула. Ей это трудно давалось, но она храбро шла все дальше и дальше, пока вода не накрыла ее с головой. Утопилась, короче. Всплыла потом, покрутилась и затонула окончательно.

Долгое время спустя на море образовалась волна, вынесшая на берег две крученые раковины. Другая волна накрыла их пеной. Песок под ними зашевелился, встряхнулся и превратился в Эмбера. Пена стала его руном, раковины — рогами.

Пробежавшись по берегу, он нашел еще две такие же раковины и встал так, чтобы на них падала его тень. Тень поднялась и превратилась в Амбера. Вдвоем они взбежали на небо и стали лизать светило, пока оно снова не разделилось надвое. Эмбер боднул солнце в одну сторону, Амбер луну в другую, и все опять заработало. Так началось Филлори.

Но обычно мне насрать было на подобную срань. Знаете, что мне в прошлом нравилось больше всего? Смотреть, как я горю. Я постоянно возвращалась к моменту своей гибели, пряталась в стенах и наблюдала. Снова и снова.

— А будущее ты могла видеть? — спросил Элиот.

— Нет, — небрежно проронила она, явно не сознавая, что порой причиняет боль слушателям. — Думаю, это связано с осью времени и потоками информации.

— Может, оно и к лучшему, — сказал Квентин.

— Если б могла, то хрен бы сюда вернулась.

— Это я и имел в виду.

— Сначала я и на Землю пробиться не могла, но потом барьер почему-то развалился, и у меня получилось. Обнаружилось это случайно. Я любила смотреть в зеркала на себя бесплотную; как-то притронулась к одному и прошла сквозь него в какое-то промежуточное пространство вроде Нигделандии. Зеркала, вставленные одно в другое, вели меня все дальше и глубже, сливаясь с зазеркальными пространствами других миров. Там холодно и почти пусто — только раз мне встретилась птица, которая металась в поисках выхода. В итоге я оказалась не в Филлори, а здесь, в этом мире — и хорошо. В Брекбиллсе много магии, много зеркал и очень сложное зазеркалье. Я надеялась найти там своего брата, но вместо него нашла тебя, Квентин. Ты был струпом, который мне нравилось ковырять. Даже и тогда ты умудрялся делать мне больно, а боль доставляла мне удовольствие.