Филип Пулман - Янтарный телескоп
— Они даже предположить такое не могут! — добавила дама. — Это будет для них как гром средь ясного неба!
— А что потом? — поинтересовался Тиалис.
— Потом? Ну, потом нам надо будет как-то выбраться отсюда самим и найти своих деймонов… Но насчет «потом» думать рано. Пока у нас и без того хватает забот. Я еще ничего не говорил духам — вдруг у нас ничего не получится. Так что и вы пока не говорите. Сейчас я собираюсь поискать мир, который можно открыть, но гарпии за нами следят. Если хотите помочь, попробуйте отвлечь их, а я займусь делом.
Галливспайны мгновенно взмыли в нависшую над землей мглу, где тучей, словно мясные мухи, носились гарпии. Уилл наблюдал, как стрекозы бесстрашно врезались в самую их гущу, будто гарпии — это и впрямь всего лишь мухи, которых можно запросто схватить челюстями, несмотря на их огромные размеры. Он подумал, как, наверное, обрадуются эти сверкающие насекомые, если им снова доведется порхать в чистом небе над прозрачной голубой водой.
Затем он вынул нож. И сразу вернулись слова, которые бросали ему гарпии, — насмешки над его матерью. Ему пришлось остановиться, отложить нож и попытаться очистить от них сознание.
Он сделал еще одну попытку, с тем же результатом. Ему было слышно, как они гомонят наверху, несмотря на все отчаянные старания галливспайнов: этих тварей слетелось так много, что двое его друзей не могли помешать им.
Что ж, деваться было некуда — на легкий успех он и не рассчитывал. И Уилл позволил себе расслабиться, отстраниться от всего и просто сидел на месте, держа в руке нож, пока не почувствовал, что готов попробовать снова.
На этот раз нож сразу прорезал воздух — и уткнулся в скалу. По ту сторону окна, открытого Уиллом в этом мире, оказались земные недра другого. Он закрыл первое окно и сделал новый надрез.
И опять то же самое — хотя он знал, что попал в какой-то третий мир. Прежде, выглядывая в иные миры, он иногда обнаруживал землю далеко внизу, так что вполне можно было очутиться и под ней; в этом не было ничего странного, однако он слегка забеспокоился.
В следующий раз он стал осторожно прощупывать воздух кончиком ножа — он уже научился этому, — отыскивая мир, где земля находилась бы на том же уровне. Однако все было напрасно. Путь наружу был перекрыт; куда бы он ни сунулся, его встречала все та же глухая стена.
Лира почувствовала неладное и, оставив дух Роджера, мигом подбежала к Уиллу.
— Что такое? — тихонько шепнула она. Он объяснил ей ситуацию и добавил:
— Надо отправиться куда-нибудь еще и попробовать проникнуть в другой мир оттуда. Но гарпии наверняка будут мешать нам. Ты уже рассказала духам, что мы задумали?
— Нет. Только Роджеру, и попросила его пока молчать. Он сделает все, что я скажу. Ах, Уилл, я боюсь, ужасно боюсь. А вдруг мы так и не выберемся отсюда? И застрянем тут навсегда?
— Моим ножом можно резать скалу. В крайнем случае пророем туннель. Это займет много времени, и я надеюсь, что нам не придется этого делать, но такая возможность есть. Не волнуйся.
— Да. Ты прав. Конечно.
Но она посмотрела на него с тревогой. Он выглядел совсем больным, лицо у него осунулось от мучений, под глазами были темные круги, руки дрожали, а из раны опять сочилась кровь; в общем, его вид был под стать ее внутреннему состоянию. Вряд ли они долго протянут без деймонов. Она почувствовала, как затрепетал внутри ее собственный дух, и крепко обняла себя. Ее грызла тоска по Пану.
Однако духи, эти бедные существа, опять столпились вокруг: они, особенно дети, не могли оставить Лиру в покое.
— Извините, — сказала одна девочка, — вы же не забудете нас, когда вернетесь назад, правда?
— Нет, — ответила Лира, — никогда.
— И вы про нас расскажете?
— Обещаю. Как тебя зовут?
Но бедная девочка ужасно смутилась: она забыла. Она отвернулась, пряча лицо, а какой-то мальчик сказал:
— Наверное, лучше забыть. Я тоже забыл свое имя. Те, что пришли сюда недавно, пожалуй, еще помнят, кто они. А некоторые дети здесь уже тысячи лет. Они не старше нас и забыли все подчистую. Кроме солнечного света. Его все помнят. И еще ветер.
— Да, — подтвердил другой, — расскажи нам о них!
И все дети наперебой стали просить Лиру рассказать им о том, что они помнили, — о солнце, ветре и небе, — и о том, что забыли: например, как играют в разные игры; и она повернулась к Уиллу и зашептала:
— Что мне делать, Уилл?
— Рассказывай.
— Я боюсь. После того, что случилось недавно… с этими гарпиями…
— Говори им правду. А гарпий мы не подпустим.
Она взглянула на него с сомнением. Если честно, ее тошнило от страха. Она вновь обернулась к духам, которые толпились вокруг нее все тесней и тесней.
— Пожалуйста! — шелестели они. — Ты же только что оттуда! Расскажи, расскажи нам! Мы хотим послушать о мире!
Невдалеке от них было дерево — просто мертвый ствол с белыми, как кости, ветвями, торчащими в промозглом сером воздухе, — и, поскольку Лира очень устала и опасалась, что не сможет одновременно идти и говорить, она двинулась туда, собираясь под ним сесть. Духи заволновались и расступились перед ней.
Когда они уже подходили к дереву, Тиалис опустился к Уиллу на руку и жестом попросил его нагнуться поближе.
— Гарпии, — тихо сказал он. — Они возвращаются. Их все больше и больше. Держи нож наготове. Мы с дамой постараемся не пускать их к вам как можно дольше, но ты должен быть начеку.
Незаметно, чтобы не встревожить Лиру, Уилл расстегнул ножны и положил руку на пояс. Тиалис снова улетел, а Лира тем временем добралась до дерева и села на толстый корень.
Вокруг нее сгрудилось так много мертвых — полных надежды, с широко раскрытыми глазами, — что Уилл попросил их чуть-чуть отступить и не напирать так; но Роджеру он позволил остаться рядом с девочкой, потому что тот не сводил с нее глаз и слушал как завороженный.
И Лира начала рассказывать о мире, который знала.
Она рассказала им о том, как они с Роджером залезли на крышу Иордан-колледжа и нашли грача с перебитой лапкой и как они выхаживали его, пока он не смог летать снова; и как они исследовали винные погреба, где все было покрыто толстым слоем пыли и затянуто паутиной, и выпили канарского, а может, токайского, она не разобрала, и какие они стали пьяные. И дух Роджера слушал, охваченный гордостью и жгучей печалью, кивал и шептал: «Да, да! Именно так все и было, это чистая правда, клянусь!»
Потом она рассказала им все о великой битве между оксфордскими детьми и детьми кирпичников.
Сначала она описала Глины, постаравшись вспомнить о них все, что могла: широкие охряные карьеры, черпальные ковши, печи, похожие на огромные кирпичные ульи. Она рассказала им об ивах на берегу реки, листья у которых с обратной стороны сплошь серебряные; рассказала, как после нескольких солнечных дней подряд глина растрескивалась на большие красивые куски с глубокими щелями между ними и как приятно было засовывать в эти щели пальцы и медленно поднимать пластину сухой грязи, так чтобы она получилась как можно больше и не сломалась при этом. А снизу она была еще мокрая — самое то, чтобы кидаться в людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});