Время перемен. Том 2 (СИ) - Кураев Анвар
Поединщик задержал взгляд на умирающем: беспомощные, растерянные Красные напоминали ему жуков в коробе, которых он ловил в детстве ради забавы. Они не понимали игры по этим новым правилам, не понимали, стоит ли бежать и можно ли убежать вообще. Не знали, что будет, если сдаться. Горец на миг представил себя на их месте, и ему стало их жаль — такие же беспомощные, как он когда-то, на корабле. Но что можно было поделать? Они и так не убивали тех, кто сдаётся.
Бойцы обступили очередной дом. Йон собирался постучать, но что-то мелькнуло в окне и у бойца, того самого, кому порезали щёку в подворотне совсем недавно, из глаза внезапно выросла рукоять кинжала. Боец упал на спину, загремев щитом. Тром тут же прикрыл его, но спасти новенького было нельзя: он уже трясся в агонии, мелко отплясывая ногами по воздуху.
— Сжечь их нахер, — в сердцах выпалил Тром.
Хоть командовали Йон и Марк, слов поединщика послушались едва ли не охотнее. Когда дом заполыхал, и внутри раздались крики, на улицу неподалёку высыпали Красные. Они встали напротив стены из мантелётов и принялись забрасывать Медных камнями, видно, припоминая им прошлый раз. Тром заметил людей и на крышах. Сначала пришлось укрываться за щитами и мантелётами. Даже в шлемах и броне под обстрелом из камней приходилось несладко. Марк подозвал десятерых лучников — он всё-таки обучил самых способных к стрельбе. Под прикрытием щитов они не сразу, но застрелили врагов на крышах, а потом открыли окошки в мантелётах, и плохо стало тем Красным, кто стоял на земле. Сам Тром расстрелял половину запаса, когда вождь решил, что враг ослаблен достаточно, и бойцы Йона, в кольчугах и со щитами, разметали остатки сопротивления по углам и щелям. Ещё две больших толпы Красных пытались ударить с других сторон, но их отрезали мантелётами, и они бестолково толпились в узких проходах, не в силах ударить всей массой. Они начали разбегаться, когда было кончено с первой толпой, но Марк с Йоном всё-таки успели обойти и запереть часть из них. Люди метались между мантелётами и щитами воинов, как угорь на сковородке, но один за одним падали, медленно и неотвратимо. Лишь немногим удалось сбежать через крыши, но они и не помышляли о том, чтобы напасть снова. Йон велел щадить рыбаков, лавочников и прочий мирный народ. Всех их сгоняли на самую большую улицу территории Красных, ждать своей участи.
Дом Красного Зигфрида стоял на отшибе. Он не был обнесён стеной, как дом Медного, но само строение тоже складывали из камня, поэтому поджог сулил много мороки.
Люди с мантелётами не спеша огибали его по кругу, когда в доме открылась дверь, и панический голос прокричал:
— Мы не хотим больше драться, оставьте нам жизни!
— Вы люди Красного.
— Нам плевать на него, пусть подыхает, только без нас!
— Бросайте ножи и выходите!
Красные выходили по очереди, их тесаки звенели друг о друга, падая на землю, а они шли вслед за потоком мирных людей на главную улицу. Когда Йон понял, что внутри никого не осталось, он сделал знак горцам, и втроём они вошли в пустой дом. Медленно и осторожно, осматривая каждую комнату, они продвигались вперёд, но не встретили ни души. Чуть позади шёл Олаф с тремя ребятами.
Атаман сидел у себя в комнате, с трёх сторон занавешенной толстыми шторами и, казалось, смирился с неизбежным. Он баюкал у себя на коленях два больших, с локоть длиной, ножа.
— Ну, сука, кто первый? — поднялся он им навстречу, и тут же из-за штор выскочили ещё пятеро.
Тром сбил наземь одного, что был хлипче остальных, щитом, отмахнулся топором от второго и походя подметил, что Марк и Йон тоже не растерялись, потом добил лежачего, чуть не пропустил росчерк в лицо и стал теснить врага напротив. Вбежал Олаф с подмогой. Отчаянные остатки Красных во главе с их атаманом забивались всё глубже по углам комнаты. Горец прижал своего оппонента к стене, то и дело дёргая топором, чтобы враг нервничал и гадал, когда же будет настоящий удар. Бандит хотел ударить по древку топора и так отвести его в сторону, но горец вовремя убрал его, Красный промахнулся, тут же получил короткий тычок обухом в лицо и следом — рубящий удар по ключице. Рядом истекал кровью главарь Красных. Остальные тоже были зарублены или заколоты. Тром пробежался взглядом по своим бойцам: что-то не то было в осанке здоровяка Марка. Он пригляделся: лицо белое, но ран нет, доспех цел, не пробит, не проколот. Что-то хлюпнуло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Марк, блядь! — вырвалось у Трома, когда он увидел, что кровь льёт через край из сапога вождя, — Садись!
Верзила неуклюже опустился на землю, громыхая щитом:
— Видать, какой-то гад лёжа резанул, — прохрипел он, бледнея ещё сильнее.
Тром уже снял жгут с пояса и торопливо затягивал его вокруг икры вождя. Завязывая узел, он увидел, как глаза друга медленно закатились.
Тащили Марка вчетвером — Олаф, Йон, Тром и тот парень, которого когда-то тащил сам Марк.
— Всего пятеро раненых, — приветствовал их Нурик, — Как вы такое провернули?
— Двое убиты, да ещё Марка подрезали, — ответил Йон.
Они уже прошли и уложили здоровяка на стол.
— Всё равно, это ничтожно мало, ты и сам знаешь.
— Что с ним?
— Сейчас гляну… Крови натекло… Ярёмная вена, так её разтак… Жгут. Хорошо. Подержите его, я стяну сапог.
Портянка под сапогом промокла насквозь. Лекарь размотал её и облил ногу водой. Тром замелит не такой уж и большой тычок с внутренней стороны ноги, который, несмотря на жгут, потихоньку заполнялся кровью.
Тогда лекарь наложил ещё один жгут и достал инструменты. Он сшивал артерию долго — пришлось расширить рану, а это было сложно сделать, не повредив сухожилия. Нурик то и дело подрезал что-то, ругался и смывал кровь. Наконец, он взялся за иголку и принялся кропотливо штопать. Потом, уже не так внимательно, сшил мясо и кожу. Вождь то и дело ворочался, но Йон с Тромом держали крепко.
Нурик развязал оба жгута и какое-то время внимательно смотрел на рану:
— Добрая работа. Похоже, будет жить. Я, конечно, лечу парней Медного бесплатно, но за такое с тебя бутылка, Йон.
— С меня, — ответил Тром, — Попрошу Кривую Эльзу накрыть тебе стол.
— Ты не такой гордец, как мне показалось сначала.
Поединщик просидел у кровати вождя до тех пор, пока он не очнулся. Трома внезапно обуял страх, лишь стоило представить, что он останется один, но сейчас страх сменился радостью. Потом пришёл Йон и позвал всех к Медному. Марк тоже порывался идти, но Нурик ни в какую не пускал его.
А в доме Медного было всё по-прежнему. Боец на входе кивнул им, когда Тром и остальные сдали оружие, а головорезы в зале не проявляли особенно никаких эмоций, только Медный довольно улыбался.
— У тебя всё получилось, Картинка, — начал он, — Поговаривают, ты опять потерял всего двоих, зато перерезал Красных, — он подошёл к Йону и хлопнул его по плечу, — Народ только о тебе и говорит, — атаман дружески придерживал его за затылок, — И, знаешь, что?
Внезапно он всадил стилет Йону в подбородок.
— Это мне не нравится!
Охрана его повынимала клинки и обступила Олафа с Тромом. Горец лихорадочно думал, как ему безоружным сражаться с восьмерыми, но чем больше метались мысли, тем лучше он понимал — шансов нет никаких.
«Страх и жадность», — вдруг вспомнилось ему.
— Я могу отобрать район Косынок для тебя. Станешь атаманом половины города. Только дай мне корабль после, и мы больше не вернёмся.
Медный поднял руку вверх, останавливая своих убийц:
— Как же Йон?
— Кто он мне? Мальчишка глупец, мы всё сделали за него.
Даже если атаман пытался скрыть внутреннюю борьбу, это у него не получилось — колебания, неуверенность, алчность — всё отражалось на его лице. Наконец, он произнёс:
— Добудь мне район Косынок, и я дам тебе корабль.
…
Тром вновь склонился над картой, нарисованной рукой дочери рыбака — совсем ещё ребёнка, но единственной, кто умел сносно рисовать в этом районе. Впрочем, то, что нужно, она отразила. Поединщика одолели сомнения: Марк, его вождь, был совсем плох. Он даже не мог смотреть на карту и соображать, так много крови потерял. А сам Тром — не лучший командир. Решения Марка всегда мудрее — чем больше невзгод обрушивалось им на голову, тем лучше горец это понимал. И сейчас он боялся, что решит всё неправильно, что их затея провалится, и тогда конец и ему, и вождю. Но кто ещё, кроме него, мог спланировать военную вылазку? Лучший из худших…