Линн Рэйда - Истинное имя

Калариец серьезно посмотрел на собеседника и чуть заметно качнул головой.

— Нет, мастер, вы неверно меня поняли. Меня интересует ваше собственное впечатление о мальчике. Его характер, если вам угодно.

— Вот как, — протянул Наставник. — Вы, наверное, хотите знать, не возникнет ли у него соблазна подыграть досужим болтунам, которые станут болтать о его происхождении?.. Мне показалось, что он не тщеславен, хотя, конечно, сейчас еще рано говорить об этом. Дисциплина, принятая в Академии, дает возможность обуздать слишком разросшееся самолюбие какого-нибудь юного аристократа, но простолюдина обучение в Лаконе может убедить в собственной исключительности.

— Здравое суждение, — признал лорд Ирем. — И, однако, сознавая это, вы все же решили взять его в энгильд?

— Да. Видите ли, лорд… В мальчиках из рыцарских родов Легелиона с детства воспитывают чувство собственного достоинства, учат их быть храбрыми и заступаться за других, особенно когда более сильный обижает слабого. Можно спросить любого из моих учеников, еще даже не приступивших к занятиям, что говорит об этом Старый кодекс — и они ответят, не задумываясь. А между тем единственным, кто следовал правилам Кодекса на практике, когда возникла эта отвратительная ситуация с Дарнторном, был не кто-нибудь из них, а Крикс, который даже никогда об этом Кодексе не слышал. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Прекрасно понимаю. Продолжайте, мастер.

— Н-да. Так вот: признаться, я был удивлен, что кто-то воспитал в крестьянском мальчике такие качества, которые гораздо больше подошли бы человеку из военного сословия. Но я был удивлен еще сильнее, когда понял, что его, по сути, никто даже не "воспитывал" в обычном смысле слова. Из его рассказа следует, что в приемной семье у него была любящая мать и не особенно заботливый отец, которому не было дела до приемного ребенка. Странно было бы предположить, что безграмотная крестьянская женщина могла дать сыну такое воспитание, какого рыцари Легелиона не сумели дать своим наследникам, — Хлорд криво улыбнулся. — Одним словом, мальчик — настоящий самородок, а подобными вещами не разбрасываются. Если я хоть что-то в этом понимаю, то из парня может выйти толк.

— Охотно верю. Ну, а что вы мне о нем расскажете?

— Не так уж много. Два дня — слишком короткий срок для мастера, чтобы узнать кого-то из своих учеников. Я думаю, что он упрям, и это в равной мере может стать как достоинством, так и недостатком. Его смелость безусловна — как и то, что действует он чаще всего слишком порывисто и необдуманно. Но это, полагаю, вы и сами уже поняли из моего рассказа. К сожалению, он слишком мало думает о том, какое впечатление он производит на окружающих, и это будет многих раздражать — если, конечно, с возрастом его манеры не изменятся, а сам он не начнет следить за тем, что делает и говорит. При этом, как ни странно, Крикс довольно обаятелен. Он, видимо, из тех людей, которые легко находят и друзей, и врагов, но мало кого оставляют равнодушным. Если Орден и вас лично интересует степень опасности, связанной с ним, то тут я затруднился бы ответить что-нибудь определенное. С одной стороны, он может стать довольно популярным, но с другой — я совершенно не могу представить его в центре политической интриги. Мальчик слишком честен, вспыльчив и прямолинеен.

— Вы считаете это серьезной помехой, мастер? — рассмеялся доминант — При всем уважении, тут вы не правы. Откровенными людьми всегда легко манипулировать. Тем более, что в его возрасте — сколько ему, десять, одиннадцать?… — еще нельзя с уверенностью утверждать, что это именно прямолинейность, а не обыкновенная мальчишеская непосредственность, от которой года через три-четыре не останется и следа.

— Что ж, тут мне нечего вам возразить, — признал Наставник. Ирему удалось добиться своего, и Хлорд, поначалу сообщавший ему свои наблюдения осторожно и как будто нехотя, постоянно сомневаясь в том, представляет ли та или иная мысль интерес для его собеседника, теперь делился впечатлениями вполне непринужденно. Вообще Хлорд мог часами обсуждать кого-то из своих учеников, но одно дело — говорить об этом с кем-то из товарищей по Академии, и совсем другое — так увлечься разговором с совершенно посторонним человеком. Встретившись глазами с каларийцем, он решительно сказал — Однако в Криксе есть еще несколько качеств, которые для заговоров и интриг подходят еще меньше, чем излишняя открытость и доверчивость.

— Какие же?

— Ну, его мягкость, например. От мальчика, выросшего в приемной семье, а потом убежавшего из дома, скорее можно было бы ожидать озлобленности и подчеркнутого безразличия к чужой беде. А Крикс… жаль, вы не слышали, как он пытался поговорить со мной о Льюберте Дарнторне! — усмехнулся мастер.

— О Дарнторне? А что с ним такое?…

— Ничего, — пожал плечами Хлорд. — Похоже, Криксу кто-то рассказал ту старую историю про лорда Сервелльда Дарнторна — ну, вы помните? — и он проникся к Льюберту сочувствием. Мало того, вбил себе в голову, что должен чем-нибудь ему помочь. Представляю, как бы разозлился Льюберт, если бы узнал об этом.

Ирем поднял брови.

— Удивительные вещи вы рассказываете, Наставник. Я, конечно, далек от дел Лакона, но в столице много говорят о Льюберте и его "свите". Если я хоть что-то понимаю, юному Дарнторну куда проще вызвать к себе ненависть, чем жалость. Я знал взрослых, состоявшихся людей, которых этот мальчишка умудрялся довести до белого каления. Более злобного, несносного и самовлюбленного щенка нельзя себе представить. Я не знаю, чем ему надеялся помочь ваш подопечный, но, по-моему, тут можно было бы помочь только хорошей поркой. А поскольку это, как я понимаю, невозможно, то ваш Льюберт — совершенно безнадежный случай. Остается только ждать, пока он вырастет и сам сломает себе шею.

— Боюсь, что вы не одиноки в своем мнении, — кивнул Наставник.

— Вы считаете иначе?.. Что ж, тем лучше: и для вас, и для него. Альды мне свидетели — я и так-то плохо представляю себя в роли ментора Лакона, но, если пришлось бы обучать такого, как этот Дарторн, то моего терпения бы надолго не хватило, — договаривая эту фразу, Ирем был подчеркнуто серьезен; именно поэтому Наставник посчитал, что его собеседник шутит. Хлорд уже успел заметить, что рыцарь имел привычку обсуждать самые важные вопросы с ленивой, снисходительной иронией, как будто бы посмеиваясь над самим собой и тем, что ему приходилось делать.

Калариец между тем поднялся и привычно перебросил через руку край плаща.

— Что ж, не смею больше отнимать у вас время, мастер Хлорд. Благодарю за интересную беседу. Я узнал все, что собирался, и даже гораздо больше. Мне будет приятно, если вы позволите как-нибудь посетить вас еще раз.