Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

Душа герцога никогда не лежала к свадьбе Ланки и Рикареда. Уж слишком хороша была племянница, чтобы отдавать ее человеку, интересующемуся лишь той истиной, что находится на дне кувшина. Рене давно махнул на Рикареда рукой, хоть и продолжал делать вид, что Эландом правит великий герцог, а не его знаменитый родич. Ланка со временем обещала стать прекрасной герцогиней, но… Аррой слишком хорошо помнил собственное глухое отчаянье, когда его, вольного капитана, вынудили бросить все, что он любил, и приковали к герцогству и «нужной» невесте. Счастливчик Рене не переносил женщин двух типов — покорных и здравомыслящих. Ольвия Арройя могла рассчитывать на терпение супруга, но никак не на любовь… Конечно, Рене позволял себе развлекаться на стороне, но женщине это куда труднее. Если же девчонка влюбилась…

Рене вдруг понял, что хочет видеть Ланку счастливой, а та, как нарочно, из последних сил боролась с рыданиями. Рене улыбнулся и взял ее лицо в обе ладони:

— И что же у нас случилось?

Илана попыталась улыбнуться и… разревелась, уткнувшись лицом в черный колет.

— Слышишь? — Роман обернулся к отцу. — Какой-то переполох.

— Действительно, — Астен аккуратно отложил в сторону старинный свиток, — похоже, это у них…

— Я посмотрю.

— Как хочешь. — Астен вновь взялся за свиток. — Мне кажется, я наткнулся на что-то интересное. Записано очень сумбурно, но я начинаю понимать. Матушка что-то знала о черном кольце, если это не совпадение.

— И все же я схожу.

Астен не ответил, и Роман подумал, что он сам выглядел точно так же, разбирая шкатулку с тройным вензелем. Но чьим? Не Эрасти же, хоть он и подписал свои картины этим знаком. Ошейник и браслет были старше Церны, и намного… Мысли о шкатулке, впрочем, одолевали либера недолго. Сам себе удивляясь, он убыстрял и убыстрял шаг, торопясь на северную оконечность острова.

Там уже несколько веков жили Преступившие. Роман не слишком любил навещать их поселок, несмотря на приглашения Примеро, а может, благодаря им. Роман успешно освоил Недозволенную магию людей; ему удавалось сплетать заклинания, сочетающие в себе волшбу смертных и эльфийские чары. Больше это не удавалось никому, кроме Уанна. Примеро, во всяком случае, несмотря на все усилия, эльфийскими чарами так и не овладел, после чего с достоинством объявил, что Свет не лучший из доступных источников силы.

Отец шутил, что Примеро придает своей особе столько значимости, что перенести его общество может либо божество, либо обожающая хозяина собака. Роман не был ни первым, ни вторым и радость общения с главой Преступивших сокращал как мог, однако сейчас ноги сами несли его на север.

Либер почти бежал, хотя в Убежище ничего не изменилось. Ласковое солнце гладило лицо, деревца радостно шелестели, над травой, несмотря на близость осени, порхали пестрые бабочки… Они не знали, что за пределами их хрупкого мира шевельнулось нечто страшное.

Блеснула вода, и Роман заметил первую перемену. Кувшинок Залиэли больше не было. В раме побуревшего камыша стыло зеркало черной воды. На берегу, переговариваясь, стояли шестеро. Рамиэрль издали узнал забравшегося на камень Примеро, высокого Менкалино и ироничную красавицу Иолу. Чуть в стороне супился обычно веселый Тэмэн, оказавшийся на острове исключительно из-за любви к магическим проделкам и розыгрышам, по каким-то причинам запрещенным Циалой Благословенной. Рядом высился могучий чернобородый Турис, в роду которого наверняка случился гоблин. Растерянный великан почти загородил добродушного Кэрля, бросившего вызов болезням, почитавшимся божьими карами. Кэрль упорно лечил всех, до кого мог дотянуться, и в конце концов угодил в мятежники.

Чародеи сосредоточенно вглядывались в темную воду. Стояла тишина. И тут Роман заметил вторую перемену. Молчали орущие даже осенью лягушки.

— В чем дело? — быстро спросил либер. — Нужна помощь?

— Нет! — громче, чем требовалось, объявил Примеро. — Я проверил одно свое предположение. Разумеется, оно подтвердилось, но объявлять о нем я считаю преждевременным. Если же вас волнуют растения, то весной они, скорее всего, оживут.

— Они оживут сейчас. — Отец все-таки бросил свои свитки. — Это зеркало создала моя мать. Уйдите. Или останьтесь, но за последствия я не ручаюсь.

Преступившие ушли. Все.

Шандер Гардани со вздохом облегчения сел в седло — каждое посещение дома эркарда, где теперь заправляла бывшая кормилица Ванды, давалось графу со все большим трудом. Шани был благодарен Терезе за помощь, но после смерти бедняги Альфреда выносить старуху стало тяжко. Граф слегка тронул гнедого: он предпочитал управлять конем лишь голосом и коленями, и Каштан неторопливо пошел вниз по причудливо изогнутой улице. Капитан «Серебряных» никуда не торопился — в Высоком Замке ничего неотложного не предполагалось: тарскийский господарь продолжал лежать колодой, Стефана защищал Преданный, сдружившаяся с эландцами Белка не отходила от гостей, расспрашивая о никогда не виденном ею море, а Марита до ночи простаивала на стенах, вглядываясь в даль, — ждала своего либера. Гардани все чаще приходило в голову, что, умри он завтра, никто особо не опечалится. Капитан «Серебряных» был нужен многим, но все они, даже Белка и Стефан, могли обойтись и без него; светом же в окошке Гардани ни для кого не был.

Каштан поравнялся с церковью Гелены Снежной, и Шандер, нежданно для себя самого, свернул к Лисьей улице. Домик лекаря Симона никуда не делся. Вымытые окна хитро и весело подмигивали, а калитка в ухоженный садик, где почти все цветы и травы были целебными, была гостеприимно приоткрыта. Шандер отчего-то смутился и торопливо спрыгнул на землю.

Хозяева оказались дома. Все трое. Только что вернувшийся от очередного страждущего лекарь тщательно вытирал полотняным полотенцем вымытые руки. Лупе накрывала на стол — зелено-крапчатые глаза женщины ярко вспыхнули, когда она увидела гостя.

— Я зашел просто так, — успокоил Гардани, — ничего не случилось.

Он приветливо кивнул Симону, неловко сжал тонкие пальчики Лупе и вопросительно взглянул на сидевшего в углу весьма живописного мужчину. Было тому лет сорок, может, больше, а может, и меньше — одутловатое лицо еще не успело утратить изысканную красоту, но полуприкрытые глаза и оттопырившаяся нижняя губа своего обладателя явно не красили. Мужчина поднял осоловевший взгляд на гостя и пробормотал что-то маловразумительное, но попытки подняться не предпринял. Симон промолчал, Лупе, в лицо которой бросилась краска, отважно повернулась к Шандеру.