Диана Удовиченко - Изгнанники

На время пути моим постоянным собеседником, как и обещал, стал Атиус. Маг оказался очень непрост, чрезвычайно умен и хитер. Хотя этого и следовало ожидать. Мы успели о многом с ним поговорить. И о чем бы я ни заводил беседу, чародей всегда мог достойно ее поддержать. Атиус даже был немного знаком с теоретической стороной магии Листвы. Но больше всего меня забавляли и доставляли немалое удовольствие те моменты, в которые рядом с нами оказывалась орка. Я тут же начинал рассуждать о быте и обычаях орочьих племен (хотя почти ничего о них не знал), утверждал, что традиции их ужасны и нецивилизованны, а сами орки ведут себя как животные. Атиус ни разу не оборвал меня и даже не пытался сменить тему. Чародею самому было интересно проверить, насколько прочны нервы у его подчиненной, а я просто развлекался. Первое время зеленая гневно раздувала ноздри в ответ на самые колкие мои высказывания и бросала на нас с Атиусом грозные взгляды. Но, к сожалению, она быстро поняла, что ее всего лишь провоцируют, и с тех пор больше не обращала на меня внимания.

Но все-таки своеобразный поединок между нами вскоре произошел. Мы посостязались в стрельбе из лука. По пути воинам иногда удавалось подбить пару зайцев или какую-нибудь птицу на ужин. На весь отряд, естественно, не хватало, лакомились только сам охотник и его друзья. Вяленое мясо всем уже приелось, и каждый был бы рад угоститься дичью.

К концу второго дня орка решила поохотиться. Она достала короткий лук и, натянув тетиву, вгляделась в лес. Что-то высмотрев, стремительным движением вскинула оружие и послала стрелу куда-то между деревьев. Соскочив с коня, зеленая ринулась в лес и вернулась с добычей – зайцем. В этот момент у меня промелькнула интересная идея. Я подозвал Ала и спросил, есть ли у него охотничий лук. Воин протянул мне его без возражений, подал тетиву и колчан со стрелами.

Я довольно долго приноравливался: проверял натяжение тетивы, рассматривал стрелы. Атиус и воины, ехавшие поблизости, с интересом следили за моими манипуляциями. Даже орка наградила меня мимолетным взглядом.

Резко вскинув лук, я быстро выпустил три стрелы – одну за другой. Атиус все понял сразу и, ухмыльнувшись, послал одного из воинов за добычей. Я подстрелил двух зайцев и жирного фазана. Перчатка была брошена.

Орка подъехала поближе и тихо произнесла:

– До двадцати.

– Первые не в счет, – ответил я.

Зеленая кивнула, и мы начали одновременно. Она оказалась искусным стрелком, конечно же гораздо лучше меня. Но я играл нечестно. Использовал свою полученную от рождения способность «слышать». Мне не нужно было вглядываться в кусты или ветви деревьев, чтобы понять, где находилась очередная цель. Полчаса спустя воины собрали двадцать добытых мною тушек, у орки же оказалось всего пятнадцать. Во время соревнования с лица Атиуса не сходила плутовская улыбка. Чародей, лучше других осведомленный об умениях эльфов, догадался, как мне удалось победить.

Теперь у воинов было вдоволь свежего мяса на ужин. Орка долго хмурилась. У нее оказалось поразительное чутье: зеленая понимала, что в моей победе имелся какой-то подвох. Но придраться было не к чему.

Кто-то может удивиться, что эльф убил столько животных. Но только недалекий обыватель может думать, что мы питаемся одной травой и плодами. Эльфы едят мясо и охотятся так же, как и все. Мы убиваем, чтобы удовлетворить свою потребность в еде, но никак не из-за редкого меха животного или ради забавы. Эльфы берут от природы только необходимое, не нарушая ее баланс. Но даже если вдруг он будет нарушен, кому, как не нам, удается его восстановить?

Можно было бы сказать, что наше соревнование с оркой было забавой. Не совсем: ведь убитые животные стали пищей для воинов, их тушки не сгнили в какой-нибудь канаве. Если эльф охотится только для себя, он убьет одно животное, чтобы утолить свой голод, но, если у него есть семья, он будет охотиться больше.

На этом я прекратил свои издевательства над оркой. Надо признать, она переносила их с несомненным достоинством и ни разу не опустилась до грубости или открытой агрессии. Так что мне даже стало неловко: в самом деле, что я как капризный ребенок? Ну зеленая и зеленая. Пусть живет…

…К середине четвертого дня пути лес закончился. Перед нами расстилалась степь. Впереди возвышались горы. По словам Атиуса, до их подошвы оставалось чуть больше одного дневного перехода. Орка с самого утра вела себя странно. Время от времени она к чему-то принюхивалась. Вид у нее при этом был угрюмый и недовольный, а раздувающиеся ноздри и вправду придавали ей сходство с хищным зверем.

– Что это там? – спросил Ал, ехавший рядом со мной.

В том направлении, куда он показывал, поднималась какая-то крепость. Для человека это выглядело всего лишь темным пятнышком, но я мог разглядеть каменную стену.

– Это заброшенный город-форт, – подтвердил мои мысли Атиус. – Однажды империя пыталась заселить Безымянные земли, и это – первое и последнее сооружение, построенное здесь людьми. Скорее всего, мы обойдем его стороной.

Никто не стал задавать Атиусу лишних вопросов. Печальная история крепости была известна всем. К вечеру мы оказались рядом с фортом, так что можно было в подробностях разглядеть стену, окружающую город. Она отлично сохранилась, лишь камень со временем почернел и в некоторых местах зарос диким плющом.

Как только мы собрались остановиться на ночлег, в степи поднялся сильный ветер. Он ударял мощными порывами, швыряя в лицо пыль и сухие травинки. Шквалы были настолько яростными, что один раз меня чуть не сдуло с коня. Мулы и лошади нервничали. В таких условиях костер ночью не продержался бы, не говоря уже о том, что не очень приятно спать, когда тебя обдувает со всех сторон.

– Кажется, я ошибся и нам придется заночевать за крепостными стенами, – сказал Атиус.

– Там опасно? – спросил я у чародея.

– Нет, город давно заброшен. Просто это не самое приятное место. Один раз я был там, и у меня осталось недоброе воспоминание. Тяжело объяснить. В общем, сами увидите.

Минут через двадцать мы въезжали в ворота. Одна из створок просто валялась рядом с проходом, проржавевшие от времени петли не выдержали ее веса. Вторая была открыта.

Когда караван оказался за крепостными стенами, у меня создалось впечатление, будто я попал в другой, безрадостный, призрачный мир. Поблекли краски, на плечи будто навалился тяжелый груз. Все было каким-то серым и гнетущим: потемневший от старости камень мостовых, прогнившие деревянные дома. Форт был пуст и мертв. Единственное, что его заполняло, – это пыль. Она была везде, покрывала чуть ли не каждый дюйм крепостных стен и зданий, толстым слоем лежала на мостовых, кружилась под порывами ветра, посыпала наши головы и плечи.