Владимир Корн - Небесный странник

— Ты не ушибся? — участливо посмотрела на меня Николь после того, как я с кряхтением поднялся на ноги. В ее глазах не было ни тени насмешки, хотя я давно заметил: для людей самое смешное, — это когда кто-нибудь свалится с ног. Актеры из балаганов это хорошо знают, поэтому у них во время представления постоянно кто-нибудь падает, причем на ровном месте, что всегда вызывает бурный восторг. Вероятно, из-за этого я и их не люблю. Что смешного в том, что человек растянулся? Его пожалеть нужно, помочь на ноги подняться, а не смеяться над ним. Слава Богине-Матери, что Николь не из таких.

— Может быть, вернемся на «Небесный странник»? — спросила она, увидев, что я не смог не скривить лицо от боли в колене, когда сделал шаг.

Сейчас! Вот если бы мордой в землю ткнулся, тогда другое дело. Кстати, каменные плиты на улицах города уложены так плотно друг к другу, что даже лезвие ножа между ними не вставишь. И лежат так ровно, как будто бы не прошло с тех пор много сотен лет. Хоть бы одну вспучило!

Нет, тут я не прав, одну как раз и вспучило, и именно за ее угол я и запнулся.

«И угораздило же меня, — подумал я, все еще кривясь от боли, — наткнуться именно на нее! Помимо колена еще и ладонями крепко приложился, горят, как от огня. Хорошо хоть Николь с собой не утащил. Хотя с другой стороны, упади она на меня — и с ней ничего не случилось бы, и мне приятно».

Пока я приводил себя в порядок, Николь обратила внимание на рыбок, плавающих в канале.

— Посмотри, Люк, какие красивые! — восхитилась она, перегнувшись через парапет и глядя в воду.

Действительно, таких красивых рыб я еще не видел. Величиной едва с ладонь, но с большими плавниками и пышными хвостами, рыбки переливались всеми цветами радуги. Под нами, у самой стенки канала, их собралось десятка полтора, не меньше.

Что удивительно, высунувшись из воды, они не переставали переливаться. Обычно так не бывает. В воде многие рыбы смотрятся очень красивыми, но стоит им только оказаться на воздухе, как тут же все их краски тускнеют и исчезают.

— Интересно, что они тут едят? — произнесла Николь и вдруг улыбнулась: — Погляди, вон та рыбка на тебя похожа!

Рыбка, привлекшая, как я думал, ее внимание, плавала чуть в стороне от остальных. Может быть, она и не была крупнее прочих, но даже среди своих собратьев выделялась особой игрой красок. И еще у нее такие движения, полные достоинства. На нее я и указал:

— Ты о ней говоришь?

Николь рассмеялась:

— Нет, о другой. О той, что к нам ближе всех остальных.

Плавающая ближе всех к нам рыба мне совершенно не понравилась. Какая-то вся неправильная, да еще и движения дерганные. И что Николь у меня общего с ней нашла?

— Взгляд у нее на твой похож. Как будто чего-то желает, но боится попросить.

Взгляд как взгляд, обычные рыбьи буркала навыкате…

Я поискал рыбу, чтобы сказать, что Николь похожа на нее, но так ничего подходящего и не нашел. Разве что была одна, вся такая изящная, не иначе девушка. Только взгляд у нее показался мне заигрывающим, у моего корабельного врача такого никогда не бывает.

— Пойдем, Николь. Если еще раз получится прогуляться по городу, мы обязательно с собой что-нибудь захватим, рыбок покормить, — объявил я, решительно беря девушку под руку. — Здесь полно того, что стоило бы посмотреть. Давай, например, зайдем в этот дом?

И я указал на ближайшее к нам двухэтажное строение, абсолютно ничем не отличающееся от строений справа и слева от него. В городе вообще все дома похожи друг на друга как близнецы. Кроме двух самых больших, тех, что сверху мне показались дворцами.

Николь выглядела очень оживленной, рассказывая что-то о своих снах, но я почти ее не слушал. Мои мысли были заняты тем, что сейчас мы окажемся наедине, и уж если я не решусь обнять и поцеловать девушку, то никогда себя этого не прощу. А то ишь — взгляд у меня, как у рыбы, стеснительный! Ну и еще тем, что внутри дома можно найти какую-нибудь из чудесных вещичек Древних. Желательно зрительную трубу, они у Древних ох как хороши. Смотришь сквозь нее с борта летучего корабля вниз, когда люди величиной с мизинец, и можно даже увидеть, как муравьиха муравью глазки строит. Причем крутишь сбоку колесико и регулируешь дальше-ближе.

«А еще лучше найти что-нибудь для Николь, — размышлял я. — Глядишь, тогда она меня и сама бы поцеловала. Например, медальон, что у женщин цвет глаз меняет. Сам видел — надела одна особа медальон на шею, и глаза у нее из черных стали синими-синими. Затем она его перевернула, и цвет глаз поменялся на золотистый, как иногда бывает у кошек. Только зрачки прежними остались, круглыми».

На другой стороне канала показался Энди, прогуливающийся под ручку с Миррой. Он, кстати, утверждает, что существуют даже ожерелья, увеличивающие у женщин грудь. Врет, как пить дать врет. Хотя кто их знает, этих Древних…

«Да и без надобности Николь ожерелье, — пришел я к выводу, взглянув на девушку чуть сбоку. — У нее все в полном порядке: и ни много, и ни мало, так, как мне нравится. Если же мне попадется такое, я его Энди отдам, пусть Мирре подарит, ей-то оно точно не помешает. Несомненно, среди ее предков говолы были».

Дверь открылась на удивление легко, безо всякого сопротивления, даже не скрипнув. Мы прошли несколько шагов внутрь дома и остановились, озираясь по сторонам.

Просторный холл, сбоку широкие лестницы, ведущие на второй этаж, под ними — несколько дверей. Остатки мебели, когда-то, несомненно, деревянной, а теперь превратившейся в труху. Похожая же труха и под ногами, вероятно, от того, что тысячи лет назад называлось ковром. И еще возле самых стен такие же кучки трухи. Наверное, на стенах что-то висело, ковры или гобелены.

Что меня удивило, в доме совсем не чувствовалось запаха ветхости, хотя все стекла в окнах целы и даже без трещин. Да и в самом городе кроме свежести ничем не пахло. Поразительно — на острове, расположенном посреди моря Мертвых. На трухе, чуть ли не сплошь покрывающей пол первого этажа, виднелись отпечатки от чьих-то ног. Со следами понятно — конечно же, в доме до нас кто-то побывал в поисках сокровищ Древних. Одна из дверей под лестницей оказалось открыта.

«Кухня, — решил я. — Несомненно, когда-то там располагалась кухня».

Как будто бы ничего на это не указывало: никаких тебе горшков и сковородок или плиты, но почему-то я был уверен в том, что там именно кухня. Наверное, потому, что сам расположил бы ее именно там.

— Поднимемся наверх? — спросил я у Николь.

Мы поднимались по широкой каменной лестнице. На мой взгляд, даже слишком широкой. Сделай ее вдвое уже, и в таком случае ширины будет вполне хватать, чтобы идти двоим рядом. Древние же, если и отличались от нас габаритами, то ненамного, так что для чего лестница именно такая, понять сложно — дом не слишком-то велик. Хотя понять Древних не удавалось еще никому, даже Коллегии, хотя она и занимается ими уже не один век. Но непонимание не мешает пользоваться найденными после Древних вещами.