Евгения Петроченко - В летописях не значится

Это занимает секунды, и когда я вновь поворачиваюсь, вижу, как сокомандники в шоке смотрят на это чудо природы. Дон медленно переводит взгляд на меня, но говорить не может, хрипло шепчет:

— Ты…

— Я, — не пытаюсь отрицать своих заслуг.

Но мне пора. План действий уже пронесся в голове, ещё когда я наблюдала, как купол заполняется водой. Осталось лишь дернуть за амулет.

Я улыбаюсь им на прощание. Сжимаю голубой кулон и представляю спальню магистра, надеясь, что мне хватит его мощности, чтобы пробить защиту. Но Рамон не обманул. Мощности хватает. Или у меня есть допуск в неё.

Вот и комната. В прошлый раз я её даже не осмотрела, некогда этим заняться и сейчас. Я лишь бросаю взгляд на кровать, заправленную черными простынями. В ответ моим мыслям по телу пробегает дрожь, отзывается болью множества ожогов.

Боль добирается до сердца и начинает там пульсировать, в горле прочно застывает горечь. Я сглатываю. Я не могу пойти на попятную, не сейчас. План уже вступил в стадию исполнения.

Верхняя шкатулка легко поддается. Я надеялась, что она будет без какой‑либо защитной магии, и удача улыбнулась и мне.

Крышка открывается, и вот она — цель всего моего путешествия. Я быстро её вынимаю, открываю и достаю какие‑то артефакты непонятного мне назначения. Да, я сегодня действительно показываю свою тёмную сторону, превращаюсь в наглую воришку, обокравшую магистра, но выхода нет. Шкатулка ему не нужна, он вообще не понимает её предназначения, а для меня это самый важный предмет на свете.

Быстро кладу в неё флакон со спасительным зельем и манок. Пусть он не лишается магии, но теряет связь с этим временем. Он не должен попасть в чужие руки, но и такой уникальный предмет я не могу превратить в пустышку, слишком уж он важен.

Едва я захлопываю крышку, как волоски по всей коже становятся дыбом.

Дохнуло холодом. Я знаю, что будет дальше.

Но не могу отказать себе в удовольствии посмотреть на него в последний раз.

Дым рассеивается, и я вижу его хищное лицо. Он делает шаг вперед, и хотя промедление безумно опасно, я говорю:

— Стой.

Он застывает. Его глаза черны. Я не понимаю, что он чувствует.

— Это предмет очень важен, — я киваю на шкатулку. — Я не могу уйти без него. И мне не нужно твоё разрешение.

Крылья носа судорожно раздуваются, словно он не контролирует своё дыхание. Графитовые волосы мокрым полотном болтаются за спиной, лицо покрыто капельками пота. Борьба с порталом не прошла для него бесследно.

— Ты… кто? — выдыхает он.

— Та, кто больше не вернётся.

На этом моменте хотелось бы уйти, но я обязана сказать кое‑что ещё, чтобы облегчить ему жизнь.

— Я существую, Раян. Это я помогла тебе в пустыне. Я живая. Теперь ты можешь идти дальше, — говорю я твёрдо, хотя на последнем слове голос срывается.

Его глаза сужаются, превращаясь в щёлки. Он делает шаг вперед, руки его напрягаются. Я знаю, что следует за этим у магов. Но сейчас я не могу ему поддасться.

Я отрицательно качаю головой, немного улыбаясь.

Тебе не поймать меня, магистр.

24

Знакомое ощущение приходит так легко. Я проваливаюсь в дымку безвременья. Через миг — или вечность — я уже у себя в комнате.

Всё абсолютно так же, как я и оставила. Незаправленная постель, куски пластика из‑под пилочки на туалетном столике, брошенная на кресло расчёска.

Запоздало вспоминаю, что желтое платье так и осталось у господина Брора. Ничего. Это сейчас вообще совершенно не важно.

От пережитых эмоций и быстроты действий подгибаются колени, и я падаю на кровать.

Руки трясутся, я до ужаса боюсь, что всё произошедшее было зря.

Но коробка в моих руках по — прежнему опутана голубыми нитями. Магия пространства мне видна, она пережила путешествие.

Быстро откидываю крышку, беру флакон и вынимаю затычку.

Мелкие золотистые вкрапления приветливо мне мигают. Зелье сохранило магию!

Осознание этого наполняет моё сердце такой радостью, что я откидываюсь на постель и истерично то ли смеюсь, то ли плачу, размазывая слезы по лицу.

У меня получилось! Черт возьми, у меня ПОЛУЧИЛОСЬ!

Это настолько невероятно, настолько волшебно, что даже после всего пережитого мне не верится. Безусловно, эта минута стоила всего мною пережитого, всех бессонных ночей, магических ран и постоянного страха.

Истерика утихает.

Я решаю снова пробраться на цыпочках в ванную. Ожоги болят, да и умыться не помешает.

В зеркале на меня смотрит кто‑то с совершенно безумными глазами, красным носом и шее в синюшных отметинах. Это пройдет.

После душа, переодевшись в джинсы и водолазку, я разогреваю вчерашний борщ. Нормальную, знакомую я не ела уже больше месяца, так что в итоге смакую каждую ложку этого кулинарного изделия. Я чертовки счастлива, но это счастье на грани с сумасшествием. Я ещё не осознала, что всё закончилось. Пережитое пока не успело улечься в моей памяти, не успело стать малозначимым и лишь шажком для достижения цели. Разве можно быть счастливым и несчастным одновременно? Ощущать, что часть твоего сердца начинает оживать, а другая болит и кровоточит?

Можно, оказывается.

Первым просыпается папа. Он у нас жаворонок. Я обычно злюсь, когда он начинает ходить по дому ни свет ни заря, но не в этот раз. Я едва ли не дрожу от нетерпения.

Мы здороваемся, пьём чай. Он очень удивлен, что я поднялась так рано, да ещё и сижу полностью одетая. Даже говорит мне:

— Наконец идешь по моим стопам. А то тебе всё спать да спать.

— Это только сегодня, пап. Ты радуешься раньше времени.

Спать совершенно не хочется, хотя предыдущие сутки я не сомкнула глаз. Ещё отосплюсь. Отосплюсь за все эти адские дни.

Затем я проверяю почту. Естественно, за час в родном мире ничего нового не пришло. В это время нормальные люди спят.

Смотрю новую серию известного сериала. Она немного отвлекает, иначе я бы сошла с ума от этой кучи эмоций, помноженной на томительное ожидание.

Просыпается мама. Я слышу, как она чистит зубы, тихо переговаривается с папой.

Выхожу из комнаты. Вижу её совсем не отдохнувшее лицо со впавшими глазами. Она хоть пару часов поспала сегодня?

Говорю:

— Доброе утро, мам. Мы должны прямо сейчас поехать к Оксане.

— Зачем, Саш? — не понимает мама. — Она ещё спит. Дай ей отдохнуть.

— Мам, это серьёзно. Пожалуйста, давайте поедем.

Кажется, мама понимает, что я не шучу. Не знаю, почему она мне верит, но потихоньку начинает собираться, недовольно бурча. Хоть не плачет, и на том спасибо.

На улице по — утреннему свежо. Солнечный свет уже разогнал ночную тьму. Сегодня будет тепло, судя по тому, как прохлада стремительно уходит прочь. Но мне пока что придётся походить в водолазке.