Даниэль Зеа Рэй - Эльф

— Никогда не называй себя уродом. Ты самое волшебное существо, которое я когда-либо видел. Ты мой эльф, моя фея, я обожаю твои ушки, а от твоих серебристых глаз я просто не могу оторваться. У тебя самая нежная и шелковистая кожа, какая может быть у земных существ, она сияет на солнце и мерцает в тени, хотя ты сама этого не видишь.

— Я знала, что это сделал тот, кого она знала. Он утопил ее в ванной. Она подпустила его очень близко, а значит, не предвидела опасности. Только тогда, в подвале, когда пришла в себя и нащупала полиэтиленовый мусорный пакет, я все вспомнила.

— Ты можешь не говорить об этом, это слишком тяжело для тебя.

— Но я хочу, Дамьен. Это гнетет меня. Представляешь, что я испытала, когда подумала, что все это совершила я?

— Но почему ты усомнилась в себе?

— Ты знаешь, что такое психоз? Это состояние, когда человек отстраняется от реального мира и погружается в собственный, порожденный больным рассудком. Я видела, как совершенно нормальные спокойные люди в один момент под влиянием болезненного приступа превращались в монстров.

— Убийца этого и добивался. Он хотел, чтобы ты поверила в свою виновность.

Он поцеловал ее за ушком и зарылся носом в шелковистые волосы, разметавшиеся по подушке.

— Тай, я хотел бы попросить тебя возобновить тренировки в темном помещении.

— Дамьен, я прекрасно могу постоять за себя в темноте.

— Ты ничего не видишь в темноте. Это подтвердил и доктор.

— Это потому, что у меня нет этого особого пигмента, да?

— Да, родная, у тебя его нет.

— А как ты видишь в темноте? На что это похоже?

— Я не различаю цветов. Все вокруг серое, более светлое или менее, но я прекрасно распознаю предметы и окружающие детали.

— Интересно, каково это, когда всегда можешь видеть? Тебя не испугает темнота и тишина, ты никогда не отгородишься от постороннего мира, только если не закроешь глаза, конечно.

— Есть кое-что, от чего я слепну, солнышко.

— И что же это? — удивилась Тайрин.

— Когда мигает свет. От вспышек в темноте мьеры слепнут.

— Ты хочешь сказать, что в большинстве ночных клубов ты не сможешь ничего разглядеть?

— Да, поэтому мьеры в обычные клубы не ходят. Светомузыка нас не вдохновляет.

— Интересный факт. Зато я прекрасно вижу в подобных условиях.

— Это все из-за того, что твои глазки больше похожи на человеческие, чем на наши, — засмеялся Дамьен.

— Пожалуй, это единственное мое сходство с людьми.

Он прижался в ее обнаженной груди и подул на пупок.

— Дамьен, я бы хотела отблагодарить Райлиха за помощь.

— Да, честно говоря, даже я не ожидал, что он не побоится капнуть так глубоко.

— Ты о чем?

— Давай, ты еще поспишь, а потом мы встретимся с ним и обо всем поговорим. Договорились?

— Ладно, — улыбнулась Тайрин.

— Рада видеть тебя снова, — улыбнулась Тайрин и обняла Райлиха.

— Я, если честно, тоже. Надеюсь, больше тебе никогда не придется воспользоваться моими услугами.

— Я тоже на это надеюсь, но пока я не закончила то, что начала, покоя мне не видать. Думаю, в свете сложившихся обстоятельств, ты прекрасно меня понимаешь.

Райлих присел на диван возле Лой и взял ее за руку. Девушка сомкнула свои пальцы и погладила его запястье. Тайрин сделала вид, что не замечает происходящего. Так же поступили Мортон и Дамьен.

Сама Тайрин присела на край стола Дамьена. С этой точки ей были видны все действующие лица, так или иначе, причастные к ее истории.

— Даже не знаю, с чего начать, — улыбнулась она.

— Дамьен рассказал тебе о нашем разговоре с Эштоном?

— Да. Я намерена с ним поговорить еще раз, но только не сегодня. Возможно, со мной он поделится тем, чего не рассказал всем вам.

— Если ему будет, что еще сказать, — заметил Дамьен и покачал головой.

— Не это меня волнует сейчас. Райлих, ты принадлежишь к 'Сообществу'. Ты знаком с традициями своих предков лучше, чем кто-либо из присутствующих. Ты знаешь своего отца, как никто другой и, возможно, так же хочешь ответить на вопросы, которые терзают меня.

— При любом положении вещей, я не стану выступать против отца, это ты должна понимать.

— Я знаю, но ты можешь узнать правду — ведь только это тебя интересует?

— Да.

— Итак, ты говорил, что кто-то из твоих подданных может помнить историю, которая произошла здесь двадцать четыре года назад. Но, связанные клятвой с Королем, они не захотят раскрывать нам секрет, касающийся прошлого ушедшей в изгнание женщины. Я правильно поняла?

— Да.

— Но, из любого правила возможны исключения, не так ли?

— На что ты намекаешь?

— Я думаю, что ты бы мог найти мьера, который бы поведал тебе эту тайну.

Райлих посмотрел на нее и покачал головой.

— Это слишком сложно, Тайрин. Что я знаю о тебе? Ничего, по сути.

— Это я тоже понимаю. Потому расскажу тебе и всем остальным свою историю. Дамьен ее уже слышал, — улыбнулась Тай.

— Это никого не удивляет, — заметила Лой и улыбнулась.

— Да, наверное, — согласилась Тайрин. — Итак, со слов матери я родилась в Польше четвертого мая. Как Вы понимаете, отца своего я никогда не видела. На мои вопросы о том, где он и что с ним случилось, мать всегда отвечала одно: 'Он умер, еще до твоего рождения'. С самого детства я помню, как мы постоянно переезжали с места на место. Едва обживая один дом, мы в течение пятнадцати минут покидали его, не оборачиваясь и не останавливаясь. В каждом новом городке мать давала мне новое имя. Она называла это 'игрой', и я вполне принимала ее объяснение, пока, впервые в жизни не столкнулась с реальностью. Мать уехала в город, оставив меня в доме одну. Я смотрела телевизор, когда увидела, как к дому подъезжает машина и из нее выходят двое человек. Они позвонили в дверь, и я побежала спрашивать, кто это и к кому они пришли. Один из людей в этот момент достал пистолет и направил его в деревянную дверь. Он выстрелил на уровне моей головы, и я поняла, что уже мертва. Я открыла глаза, не понимая, что произошло, ведь я все еще сидела в своей комнате и смотрела телевизор. Я подбежала к окну и увидела машину, подъезжающую к нашему дому. Я схватила свой рюкзак, вылезла в окно с другой стороны и побежала в обход дома. Двое людей выбили дверь и вошли внутрь, когда машина моей матери остановилась напротив дома. Она была очень быстрой, люди даже не сообразили, что происходит. Она убила обоих в доме из своего собственного оружия. Трупов я не видела, но понимала, что этих двоих уже нет в живых. Рыдая, она выбежала на улицу и начала звать меня. Обнаружив, что я спокойно сижу в машине и жду ее, она вернулась в дом и забрала все документы. Больше в тот городок мы не возвращались. Когда я рассказала матери, что увидела перед тем, как эти люди приехали, она подробно расспросила меня о том, что я чувствовала и, примерно, за сколько минут до развития событий предусмотрела это. Тогда мне не были понятны ее вопросы, но потом, когда каждые полгода подобные видения настигали меня, я осознала, что запас в две минуты способен не только изменить ход предначертанных событий, но и спасти мою жизнь. Именно после того, первого случая, мать начала тренировать меня. Наверное, она с самого начала знала, что я ничего не вижу в темноте. Потому приводила меня в подвал и завязывала глаза. 'Я хочу, чтобы ты на всю свою жизнь запомнила те шесть правил, что я расскажу тебе', - говорила она. 'Первое. Никогда не полагайся на свое зрение. Ты должна чувствовать объекты и рассчитывать только на это чутье. Второе. Ты отличаешься от остальных людей по известным тебе причинам. Ты должна научиться жить с этим, потому что другого выхода у тебя нет. Третье. Не привязывайся к окружающим и никогда не давай им ложных надежд. Четвертое. В жизни ни на кого не полагайся, потому что ты единственная, кто не сможет себя предать. Пятое. Никогда не пересекай границу Великобритании. Там они быстрее найдут тебя. И шестое. Всегда помни, что мамочка больше всего на Свете любила тебя'. Впервые я убила человека в двенадцать лет. Я увидела, как он стреляет мне в голову из-за угла, и не успела скрыться. Я выставила пистолет первой и спустила курок. Неделю после этого я не могла есть. Мать сказала, что это пройдет, и оказалась права. В следующий раз я подстрелила нападавших на пороге нашего нового дома. После этого их действия стали более изощренными. Взорвав наш дом, они рассчитывали, что мы окажемся внутри. Но, когда наших с матерью тел криминалисты не нашли, охота продолжилась. На все мои вопросы у матери было всего два ответа. Первый — 'ты знаешь все, что тебе стоит знать', и второй — пощечина за излишнюю настойчивость. Когда мне исполнилось четырнадцать, мать впервые рассказала мне о человеке, которого, с ее слов, она давно знает. Михаил Ратвич. Тогда же мать собрала для меня сумку на 'черный день'. Она сказала, что если с ней что-нибудь случится, я должна взять эту сумку и, сев на первый попавшийся рейсовый автобус на вокзале, набрать единственный сохраненный номер в телефоне, который она вложила в эту сумку. Она сказала, что это — телефон Михаила, и что я должна произнести всего два слова, связавшись с ним. Я не помнила, как нашла тело матери в тот день. Очнулась только на вокзале, когда ожидала прибытия рейсового автобуса. В руке я комкала записку матери, написанную ее рукой. Она оставила мне на прощание всего шесть правил, которые столько раз повторяла на протяжении всей моей жизни. Кроме этого письма в сумке был телефон с пресловутым номером, новые документы, пачки с наличными деньгами и пистолет. Тогда я набрала Михаила, и впервые услышав голос этого человека, произнесла: 'Черный день'. Он долго молчал, прежде чем ответить мне. Вопросы его были краткими и четкими. Какой автобус, куда я еду и через сколько он сможет там меня забрать. Именно благодаря дяде Мише я сейчас говорю с Вами. Забрав меня, с трясущимися руками и в невменяемом состоянии с вокзала, он взял ответственность за мое будущее на себя. Клиники, лучшие специалисты по психиатрии и абсолютная конфиденциальность. Только благодаря ему я смогла получить образование, и еще потому, что преследование неизвестных прекратилось. Моя жизнь, как никогда, начала походить на 'нормальную', если так можно выразиться. Я догадывалась, что имя 'Михаил Ратвич' вымышленное, так же я понимала, что не имею права задавать ему вопросов. Единственное, что мне рассказал о себе этот человек — это то, что он знал мою мать только по переписке, которую она с ним вела. Дядя Миша с его слов был офицером в отставке. Он продолжил мое обучение, научив пользоваться некоторыми 'игрушками'. Он показал мне такие приемы, которым простых смертных никогда не обучали. Не раз я говорила ему о том, что собираюсь отомстить. Поначалу, он воспринимал мои заявления с усмешкой, но потом, когда я всерьез занялась счетами матери, понял, что я не шучу. Все это время он помогал мне. Я выходила с ним на связь раз в неделю. Только, когда попала в тюрьму, не смогла позвонить. По плану, дядя Миша должен просто исчезнуть, но я-то знаю, что он вряд ли бросит меня. Думаю, он уже в Лондоне. Вот только не знаю, как с ним связаться.