Хартман Рейчел - Серафина

Дама Окра молчала, пока они не ушли, а потом бросилась меня поднимать, кудахча:

— Ну вы и идиотка, что пошли за ними в пустую прачечную. Вы чего ожидали, что они вам хотят вышивку на наволочке показать?

— Но уж такого я точно не ожидала! — Я прижала руку к груди, кровь хлестала пугающе сильно.

Дама Окра вытащила из корзины платок принцессы Дион и обвязала мне запястье.

— От вас и вправду пахнет сааром, — тихо сказала она. — Капелька духов отлично скрыла бы запах. Я так и делаю. Нельзя же позволить такой мелочи, как происхождение, мешать нам жить, правда же?

Она помогла мне встать на ноги. Я сказала, что мне нужно добраться до южной гостиной, а она поправила очки пухлым пальцем и нахмурилась так, будто я сошла с ума.

— Вам нужна помощь, причем в нескольких смыслах. Меня нутром тянет сразу в две стороны, и это очень раздражает. Не знаю даже, куда сперва идти.

Мы поднялись наверх недалеко от голубого салона. Дама Окра предостерегающе подняла руку, и я подождала, пока она заглянет за угол. Послышались голоса и шаги — Милли и принцесса Глиссельда ушли из южной гостиной, где ждали урока музыки, который так и не начался.

Дама Окра сжала мой локоть и прошептала:

— Что бы там ни говорила ее мать, Глиссельда не дура.

— Я знаю, — сказала я, с трудом сглотнув.

— И вы тоже не будьте.

Дама Окра потянула меня за угол, наперерез девушкам. Принцесса Глиссельда тихонько вскрикнула.

— Серафина! Святые на Небесах, что с тобой случилось?

— Похоже, у нее была серьезная причина опаздывать, — сказала Милли. — Вы должны мне…

— Да-да, умолкни. Где вы ее нашли, госпожа посол?

— Сейчас нет времени объяснять, — сказала дама Окра. — Отведите ее в безопасное место, инфанта. Ее могут искать. И позаботьтесь о руке. Мне еще нужно кое-что сделать, а потом я вас найду.

Платок насквозь пропитался кровью; тонкая струйка бежала вниз по платью до самого подола. Мой взгляд затуманился, но девушки тут же подхватили меня под локти с обеих сторон, подпирая меня, наполовину неся на себе и болтая без умолку. Меня увели наверх, в покои, которые, судя по всему, принадлежали Милли.

— …у вас примерно одинаковый размер, — взволнованно верещала Глиссельда. — Наконец-то мы посмотрим, как ты выглядишь, если тебя принарядить!

— Погодите, принцесса, — вставила Милли. — Сначала посмотрим, что с рукой. — Оказалось, надо накладывать шов, и они позвали собственного хирурга королевы. Тот прописал сливового бренди, а потом еще, пока я не проглотила один за другим три стакана. Казалось, у меня иммунитет к его притупляющему чувства действию, поэтому он наконец сдался и зашивал меня, цокая языком на мои слезы и вслух сокрушаясь, что я недостаточно пьяна. Я ждала, что девочки отвернутся, но нет. Они ахали, хватались друг за друга, но следили за каждым стежком и движением иглы.

— Можно спросить, как это вышло, госпожа концертмейстер? — спросил хирург, флегматичный старик без единого волоса на голове.

— Она упала, — поспешно заявила Глиссельда. — На острый… предмет.

— В подвале, — добавила Милли, что наверняка сделало рассказ еще более правдоподобным. Хирург закатил глаза, но поленился расспрашивать дальше.

Как только девочки прогнали его, Глиссельда помрачнела.

— Как это случилось?

Судя по всему, алкоголь наконец ударил мне в голову: из-за бренди, потери крови и пропущенного ужина комната поплыла перед глазами. Как мне ни хотелось солгать — не могла же я сказать, что это сделала родная мать Глиссельды — правдоподобной альтернативы в голову не приходило. Но, по крайней мере, уж о принцессе Дион я решила умолчать.

— Вы слышали сплетню о том, что я… саар?

Не приведи Небо, она слышала другие слухи.

— Чепуха, — сказала принцесса, — и совершенно необоснованная.

— Мне еще не пускали кровь. И кое-кто… э-э-э… особо ревностный, решил сделать это собственнолично.

Глиссельда вскочила на ноги, кипя от негодования.

— Разве не этого мы надеялись избежать?

— Именно, принцесса, — покачала головой Милли и поставила чайник.

— Серафина, ужасно, что дошло до такого, — сказала принцесса. — Как задумывала я…

— И Люциан, — вставила Милли, которой, видимо разрешалось прерывать вторую наследницу.

Глиссельда кинула на нее раздраженный взгляд:

— Если ты собираешься придираться, то нам подсказал один из его порфирийских философов. В общем, как задумывалось, нас всех должны были проверить, всех, от бабули до самого последнего поваренка, знать и простолюдинов, людей и драконов. Это было бы справедливо. Но кое-кто из вельмож и сановников начал громогласно возмущаться. «Мы должны быть исключением! Мы уважаемые люди!» В итоге обязаны провериться только простолюдины и те из придворных, кто не провел здесь двух лет… и видишь, чем кончилось, Милли? Кого-то проверяют силой, а этот подлец Апсиг выкрутился без единой царапины.

Глиссельда продолжала сердиться, но я не могла сосредоточиться на ее словах. Комната качалась, будто палуба корабля. Я уже порядком опьянела, и мне казалось, что голова вот-вот отвалится, потому что ее слишком тяжело было держать. Кто-то что-то сказал, но понадобилась пара минут, чтобы слова проникли в мое сознание:

— Надо по крайней мере переодеть ее в чистое платье, пока не вернулась дама Окра.

— Нет-нет, — сказала я — или собиралась сказать. Намерения и действия оказались забавно размыты, а здравый смысл словно бы вовсе ушел на боковую. В спальне Милли стояла высокая ширма, разрисованная плакучими ивами и водяными лилиями, и я позволила себя за нее затолкать.

— Хорошо, но сменить нужно только верхнее платье… — Слова плыли через экран, как неторопливые, ленивые пузырьки.

— Кровь так и хлестала, — возразила Милли. — Наверняка и нижнее запачкалось?

— Никому нельзя видеть, что под ним… — начала я как в тумане.

Глиссельда высунула голову из-за края лакированной ширмы, я ахнула и едва не опрокинулась, хотя была еще одета.

— Уж нам-то можешь не рассказывать, — прощебетала она. — Милли! Верхнее и нижнее!

Милли принесла самую мягкую и белую сорочку, какую я когда-либо держала в руках. Ужасно хотелось ее надеть, и это еще сильнее заглушило голос разума. Я начала раздеваться. Девушки на другом конце комнаты принялись спорить о цвете платья; по-видимому, цвет моего лица и оттенок волос требовали сложнейших вычислений. Я хихикнула и начала объяснять, как решить квадратное уравнение цвета лица, хотя и сама не могла толком вспомнить.

И вот, когда я уже совсем освободилась от одежды — и от здравого смысла вместе с ней, — у меня за спиной Глиссельда сунула голову за ширму: