Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Дядюшка Дой последовал за мной.

Свершившееся причиняет меньше боли, чем предчувствия грядущего. Я снял с шеи жены румель и некоторое время стоял с ним в руке, глядя на нее. Душила, должно быть, был настоящим мастером. Шея ее не была сломана, и даже кровоподтека на горле не было. Казалось, она уснула. Хотя, взяв ее за запястье, я не ощутил биения пульса.

— Дядюшка Дой, можно, я побуду один?

— Конечно. Но сначала выпей это. Оно поможет тебе отдохнуть.

Он подал мне какую-то жидкость, пахнувшую на редкость омерзительно.

В первый ли раз?.

Он ушел. Я в последний раз лег рядом с Сари и держал ее за руку, пока снадобье не растеклось по телу, призывая ко сну. Я передумал все обычные мысли, вынашивая обычные планы мести. Потом в голову пришло немыслимое: может, и хорошо, что это случилось до того, как Сари по-настоящему успела узнать, что значит принадлежать к Отряду.

Я вспоминал великое чудо нашей семейной жизни.

Мысли мои были и здравы и безумны; в меня вселился благостный покой, неизбежный при близости всякой безвременной смерти. Я уснул. Но даже в царстве снов не мог обмануть боли. Мне снились жестокие сны, от коих я откажусь, пробудившись. Похоже было, что сама Кина насмехается надо мной, подсказывая, что триумф был великолепнейшим обманом.

Когда я проснулся с трещавшей после Доева снадобья головой, Сари рядом не было. Поднявшись, я принялся обшаривать комнаты, пока не наткнулся на матушку Готу. Старуха чаевничала, разговаривая сама с собою — точно в том же тоне, как и со всем остальным миром.

— Где Сари? — спросил я. — Налей и мне чаю, пожалуйста. Что случилось с ней?

Гота воззрилась на меня, словно я был безумцем.

— Она умерла.

И в первый раз не стала критиковать дочь.

— Это я знаю. Куда исчезло тело?

— Ее забрали дом.

— Что?! Кто?!

Во мне начала вздыматься волна кипучего гнева. Как они посмели?!. Кто?!.

— Дой. Тай Дэй. Двоюродные братья. Дядья. Взять Сари с То Тан дом. Меня — смотреть ты.

— Она была моей женой. Я…

— Она быть нюень бао прежде — твоей женой. Она нюень бао сейчас. Она быть нюень бао завтра. Хонь Тэй выдумки — это не менять.

Я взял себя в руки, не допустив срыва. С точки зрения нюень бао, Гота была права.

К тому же, прямо сейчас я с этим ничего не мог бы поделать. Амбиции, лелеемые еще утром, улетучились, и хотелось лишь одного: возможности сидеть на месте и жалеть себя.

С чашкой чая я вернулся в свою комнату. Усевшись на пашу кровать, достал нефритовый амулет, принадлежавший Хонь Тэй. Он показался теплым и даже более живым, чем я сам. Я уже долго не носил его и теперь надел на левое запястье.

Злость можно будет выместить на дядюшке Дое, когда он явится.

Если только явится…

87

Своей тактической задачи не выполнил ни один отряд душил, однако рейд их увенчался психологическим успехом. Город был ошеломлен. Власти — шокированы. Всеобщий ужас не шел ни в какое сравнение с причиненным уроном.

Впрочем, капитан взял ситуацию в руки и развернул кругом.

На следующее же утро, пока большинство из нас все еще боролось с чувствами, он под старой личиной Освободителя отправился к таглиосским солдатам. Он объявил новую эру всеобщей, беспощадной войны с Хозяином Теней и туга, причем предал огласке лишь меньшую часть происшедшего во дворце. Слухи, широко разошедшиеся по городским проулкам, распалили всеобщий гнев. Долгие годы война шла где-то далеко, в старой Стране Теней, а посему лишь слегка затрагивала чувства людей. Набег Обманников снова принес войну к самому порогу, и энтузиазм былых дней воскрес.

Освободитель сказал народу, что годы подготовки позади. Настал час правого суда над нечестивыми.

Но немедленное выступление означало ведение войны в зимнее время. Я спросил Старика, действительно ли он намерен выступать, не дожидаясь потепления.

— Именно. Более или менее. Ты знаешь, где они закрепились; ездил туда на Копченом. Что я хочу сказать: надо быть полным безумцем, чтобы в самый снегопад прорываться сквозь Данда Преш.

Безумцем, значит…

— Солдатам придется тяжело.

— Если выдержал старый хрен вроде меня, то и все выдержат.

Верно. Только некоторые перенесут все это лучше прочих. Некоторые — просто одержимы…

Черт возьми, одержимости и ненависти в Черном Отряде хватит на всех.

Работа сделалась для меня всем. Злые времена миновали. Я не проваливался более в ужасы вчерашнего дня, дабы избежать ужасов дня сегодняшнего — это я знал наверняка. Однако спалось мне плохо. За стеной сна до сих пор скрывался ад. Я закопался в Анналы, переписывая наново все, что пожрал огонь. Для этого я без устали и пощады гонял Копченого в прошлое, проверяя свои воспоминания.

Весть о новом положении распространилась по таглиосским землям так быстро, как только могут поспевать копыта лошадей.

Госпожа начала собирать армию и обучать ее навыкам войны со сгустками тьмы, по коим Хозяева Теней получили свое название.

До меня дошло, что Гоблин совершенно пропал куда-то, но — только через несколько недель после его пропажи. Я боялся, что его убили, но Ворчун, казалось, не слишком беспокоился.

Одноглазый был страшно раздосадован. Он так отчаянно старался свести своего приятеля с моей тещей, а того и след простыл!

В ночи, когда ветер не проникает в палату сквозь разбитые, потускневшие окна, не гарцует по опустевшим коридорам и не шепчется с мириадами ползучих теней, крепость сию наполняет безмолвие камня.

Холодные, жестокие сны кипят внутри фигуры, распятой на троне, истлевшем от древности своей. Вот луч света пробивается к ней. Фигура вздыхает, втягивая свет, и испускает волшебный шар своих сновидений, и шар тот, непостижимым образом отыскав дорогу сквозь извилистые коридоры неподвижности, устремляется в мир в поисках сознания, что воспримет его. Тогда Тени по всей равнине исчезают, словно стаи пескарей, почуявших приближение могучего хищника.

Звезды подмигивают им с холодной насмешкой.

Так было, так есть, и так будет.

88

Обитель боли?

Издевательский смех.

Да, она прекрасна. Почти так же, как я. Но она — не про тебя.

Женщина заботливо укрыла ребенка на ночь. Каждый жест ее был исполнен грации.

Я… Внезапно там оказался я.

НЕТ! Не про тебя! Она моя!

Твое — лишь то, что дам тебе я. Я даю тебе боль. Вот она, обитель боли.

Нет! Кто бы ты ни…

СТУПАЙ!

89