Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Если только я не полный и окончательный безумец, то это могла быть только одна женщина. Умершая задолго до того, как я записался в Отряд.

Душелов…

Костоправ присутствовал при ее смерти.

Душелов…

Это многое объясняло. Это раскрывало сотни загадок. Но как же это могло быть?

Из-за моей спины, мягко ступая, вышла громадная эбеново-черная пантера. Подойдя к женщине, она села подле нее. В поведении ее не было ничего рабского.

Я был напуган. Если Душелов жива, находится в этих краях и склонна вмешиваться в события, может случиться много ужасного. Она была гораздо могущественнее Длиннотени, Ревуна либо Госпожи. Однако раньше она предпочитала использовать свои дар малыми порциями, дабы досадить кому-либо или же развлечься самой.

Она подмигнула мне — и, закрутившись, словно бы растворилась в воздухе, оставив за собою лишь пронзительный хохот, перешедший в карканье белой вороны.

Форвалака, насладившись зрелищем, скрылась вдали.

И я исчез.

85

Над головой каркнула ворона.

Чья-то рука жестко встряхнула меня за плечо.

— В добром ли ты здравии, господин? Быть может, тебе плохо?

— Что?

Я сидел на каменных ступенях, привалившись к косяку массивной деревянной двери. По верхнему краю створки расхаживала взад-вперед белая ворона. Человек, державший меня за плечо, замахал на нее свободной рукой, разразившись грязной руганью. Был он огромен и волосат.

Времени было — около полуночи. Единственным источником света был фонарь, поставленный здоровяком на булыжники мостовой. Через улицу, над самой землей, мерцали чьи-то глаза. На миг мне показалось, что за угол, во тьму, скользнула огромная кошка.

Человек оказался одним из шадаритов-патрульных, нанятых Освободителем для поддержания порядка на ночных улицах и надзора за чужаками сомнительного происхождения.

С той стороны улицы донесся смех. Патрульный явно оплошал при исполнении обязанностей: ведь это я — свой! А она — как раз из чужаков сомнительного происхождения!

Я снова был в Таглиосе.

Запахло дымом. Фонарь?

Нет. Дымом тянуло с лестницы за моей спиной.

Я вспомнил, как уронил лампу. Вспомнил дикую мешанину мест и времен.

— Я в порядке. Просто голова закружилась.

Смех повторился.

Шадарит оглянулся, но, похоже, остался к смеху равнодушным. Он не хотел верить моим словам. Он желал найти некий непорядок сию минуту и не сходя с места. Пришлых он не любил, а нас, северян, полагал безумцами и пьянью. К несчастью, во дворце мы были в большом фаворе…

Я поднялся. Надо двигаться, — Сознание мало-помалу прояснялось. Возвращалась память. Мне отчаянно нужно отыскать знакомый вход во дворец, так как я должен поскорее попасть домой…

Внезапно луна брызнула на Мостовую холодным светом. Время — за полночь… И я увидел женщину, стоявшую по ту сторону улицы. Я хотел было сказать об этом шадариту, но издали, с той стороны, куда удалилось чудище, раздался пронзительный свист. Другому патрульному нужна была помощь.

— Поостерегись, чужеземец.

С этими словами шадар поспешил прочь.

Я тоже побежал, не тратя времени даже на то, чтобы захлопнуть за собою дверь.

Вскоре я добрался до знакомого входа, однако что-то было не так. Там должны были стоять на часах гвардейцы Корди Мотера…

Оружия при мне не было, кроме обычного ножа на поясе. Я обнажил его, приняв вид отчаянного бойца. Отряд Мотера ни при каких обстоятельствах не должен был оставлять пост. И подкупить этих ребят было невозможно.

Я нашел часовых в караульном помещении. Они были задушены.

Нужды в дальнейшем допросе пленника не было. Но кто же им надобен? Старик? Почти наверняка. Радиша? Возможно. Ну и прочие важные персоны, какие под руку подвернутся.

Мне едва удалось одолеть страх и не помчаться сломя голову домой. Все равно там Тай Дэй с дядюшкой Доем.

Сняв с одного из убитых рубашку, я обернул ею горло. Хоть какая-то защита от шарфа душилы. Затем я заскакал вверх по лестнице, словно горный козел, уже много лет в этом не упражнявшийся. Достигнув своего этажа, я успел так запыхаться, что пришлось перегнуться через перила лестницы и отдышаться, стараясь сдержать тошноту. Ноги стали совсем ватными.

Во дворце тем временем поднялась тревога. Малость отдышавшись, я направился в коридор — и наткнулся на мертвеца.

Он был грязным и недокормленным. Клинок развалил его тело от левого плеча до правого бедра. Правая рука, все еще сжимавшая черный румель, отлетела футов на десять в сторону. Все вокруг было залито кровью, продолжавшей вытекать из разрубленного тела.

Я взглянул на шарф. Покойный сгубил множество народу. Теперь Кина предала его самого.

Предательство такого рода — одно из самых привлекательных качеств этой богини.

Так чисто мог рубить только Бледный Жезл.

Еще один труп лежал возле моей двери. Третий — в дверном проеме, мешая двери закрыться.

Кровь была свежа, и трупы до сих пор кровоточили. Даже мухи налететь не успели.

Нехотя вошел я к себе, готовый вцепиться зубами во все, что шевельнется.

Потянуло незнакомым запахом.

Развернувшись, я столкнулся с кем-то тощим, смуглым и немытым. Меня отшвырнуло назад. Черный румель обвил мою шею, но из-за намотанной рубахи не смог выполнить то, для чего предназначался.

Я ринулся к своему столу — и тут в затылке вспыхнула острая боль.

— Только не теперь! — мысленно вскрикнул я.

И тьма сомкнулась надо мной.

Очнуться заставила боль. Рука моя была в огне.

Ударившись о стол, я перевернул лампу. Горели мои бумаги, мои Анналы. Горел я сам. Я с визгом вскочил и, едва потушив собственную руку, принялся спасать бумаги. Кроме них, я ничего вокруг не замечал и ни о чем не думал — то ведь жизнь моя обращалась в дым! За дымом ее ждали лишь обитель боли да суровые времена…

Где-то вдали, словно в конце длинного, страшного туннеля, я видел дядюшку Доя, опустившегося на колени возле Тай Дэя. Меж ними и мной лежали три мертвых тела. Двоих, судя по чистым, аккуратным разрубам, сразил Бледный Жезл. Третий был явно убит во гневе. Похоже, противник его вовсе вышел из себя.

Дядюшка Дой прижимал голову Тай Дэя к груди. Левая рука Тай Дэя свисала так, словно была сломана. Правая — обнимала То Тана. Голова пятилетнего мальчонки была как-то странно склонена в сторону. Лицо Тай Дэя было бледно. Сознание — витало в каких-то иных мирах.

Дядюшка Дой поднялся и пошел ко мне. Заглянув в глаза, покачал головой, придвинулся ближе и обнял меня могучими ручищами.

— Их было слишком много. И все произошло слишком быстро.