Евгения Петроченко - В летописях не значится

Я решаю снова пробраться на цыпочках в ванную. Ожоги болят, да и умыться не помешает.

В зеркале на меня смотрит кто-то с совершенно безумными глазами, красным носом и шее в синюшных отметинах. Это пройдет.

После душа, переодевшись в джинсы и водолазку, я разогреваю вчерашний борщ. Нормальную, знакомую я не ела уже больше месяца, так что в итоге смакую каждую ложку этого кулинарного изделия. Я чертовки счастлива, но это счастье на грани с сумасшествием. Я ещё не осознала, что всё закончилось. Пережитое пока не успело улечься в моей памяти, не успело стать малозначимым и лишь шажком для достижения цели. Разве можно быть счастливым и несчастным одновременно? Ощущать, что часть твоего сердца начинает оживать, а другая болит и кровоточит?

Можно, оказывается.

Первым просыпается папа. Он у нас жаворонок. Я обычно злюсь, когда он начинает ходить по дому ни свет ни заря, но не в этот раз. Я едва ли не дрожу от нетерпения.

Мы здороваемся, пьём чай. Он очень удивлен, что я поднялась так рано, да ещё и сижу полностью одетая. Даже говорит мне:

- Наконец идешь по моим стопам. А то тебе всё спать да спать.

- Это только сегодня, пап. Ты радуешься раньше времени.

Спать совершенно не хочется, хотя предыдущие сутки я не сомкнула глаз. Ещё отосплюсь. Отосплюсь за все эти адские дни.

Затем я проверяю почту. Естественно, за час в родном мире ничего нового не пришло. В это время нормальные люди спят.

Смотрю новую серию известного сериала. Она немного отвлекает, иначе я бы сошла с ума от этой кучи эмоций, помноженной на томительное ожидание.

Просыпается мама. Я слышу, как она чистит зубы, тихо переговаривается с папой.

Выхожу из комнаты. Вижу её совсем не отдохнувшее лицо со впавшими глазами. Она хоть пару часов поспала сегодня?

Говорю:

- Доброе утро, мам. Мы должны прямо сейчас поехать к Оксане.

- Зачем, Саш? - не понимает мама. - Она ещё спит. Дай ей отдохнуть.

- Мам, это серьёзно. Пожалуйста, давайте поедем.

Кажется, мама понимает, что я не шучу. Не знаю, почему она мне верит, но потихоньку начинает собираться, недовольно бурча. Хоть не плачет, и на том спасибо.

На улице по-утреннему свежо. Солнечный свет уже разогнал ночную тьму. Сегодня будет тепло, судя по тому, как прохлада стремительно уходит прочь. Но мне пока что придётся походить в водолазке.

Папа заводит машину. Мы садимся в неё. Я устраиваюсь на заднем сиденье, держа в руках пакет. В пакете - шкатулка.

Сестра очень долго не открывает дверь. Наверное, стоило ей позвонить, когда мы собирались отправляться к ней, но каждый подумал про себя, что стоит дать ей чуть побольше поспать.

Папа категорически не понимает наших капризов, но терпеливо сносит порывы наших сердец. А именно к сестре привели они нас сегодня.

Наконец, дверь открывается. Муж Оксаны выглядит сонным и хмурым. Он явно не рад видеть нашу компанию в такой ранний час, но вежливо здоровается и пропускает вперед. Оказывается, сестра ещё спит, но я больше не могу выдержать это ожидание.

Захожу к ней в комнату. Окна зашторены, солнечный свет совсем не проникает внутрь. Первым делом я решаю это исправить. Раздвигаю шторы в стороны, позволяя утреннему свету заполнить комнату. Он радостно врывается в неё, прыгает зайчиками по углам, даёт надежду.

Сестра спит. Светлые волосы, такие же, как у меня и мамы, разметались по подушке. Лицо бледное. Рядом, на тумбочке, лежит марля с брызгами крови. Я не могу смотреть в ту сторону без слёз.

Оксана, должно быть, не спала полночи, поэтому её сон сейчас особенно крепок, но я не могу удержаться. Дергаю её за плечо, зову:

- Оксана! Оксана, просыпайся!

Она ворочается, дергает головой, не хочет вырываться из объятий Морфея. Но я поступаю в лучших традициях эгоистичной младшей сестры - снова дергаю её за плечо, стаскиваю наполовину одеяло.

Открывает глаза. Непонимающе смотрит по сторонам, с трудом фокусируется на мне. И сразу же её легкие взрываются кашлем, от которого болит сердце.

Не могу это больше слушать. Не могу.

- Оксан, - говорю я, так как она не может даже со мной поздороваться. - Оксан, ты же знаешь, что я тебя очень люблю?

Она кивает. Позади раздаётся звук открывшейся двери. Мама тоже зашла в комнату, смотрит со слезами на глазах, как её дочь давится кашлем.

- Пожалуйста, поверь мне.

Я открываю шкатулку, извлекаю оттуда флакон, открываю крышку.

- Я прошу тебя. Выпей это.

- Что?... - она не может закончить предложение, поэтому я просто сую ей в руку флакон и кладу свою сверху, чтобы он не выпал из её слабеющих пальцев.

- Выпей, - повторяю я как можно настойчивее.

Она смотрит на меня абсолютно непонимающе, но затем медленно подносит флакон к губам. Делает глоток, морщится, кашляет. Я не даю ей выпустить его из рук и снова настойчиво подношу к губам.

- Что ты делаешь? - чуть ли не кричит за спиной мама, но я отмахиваюсь.

- Мам, не мешай.

Мало-помалу, капля за каплей, кривясь и морщась, Оксана выпивает лекарство.

Как быстро оно действует? И подействует ли вообще?

Сестра откидывается на подушку, устало прикрывает глаза.

Пусть полежит. Поспит. Делает то, что требует сейчас её организм.

- Пойдем, - говорю я маме, подталкиваю её к выходу и закрываю дверь.

Едва мы заходим в зал, она начинает громко мне вычитывать, обвиняя в эгоизме, издевательстве над сестрой и ещё тысяче всяких неприятных вещей, которые приходят на ум разозленному человеку. Я не обижаюсь. Сейчас она защищает слабого. Так и должно быть.

Минуты тянутся бесконечно долго. Время стало словно растянутая резинка, которая всё никак не хочет сжаться вновь. Мама бросает на меня хмурые взгляды, папа смотрит новости, игнорируя нас.

Спустя примерно час хлопает дверь.

Сестра выходит из комнаты, бледная, измученная, в домашнем халате и говорит удивленно:

- Кажется... мне лучше.

Мама не понимает ещё, о чем она, уточняет:

- Кашель притих? Слабость отступила?

- Нет, мам, - говорит Оксана. - Мне лучше... вообще. Ничего не болит. Крови нет. И я могу... дышать.

Папа первый подхватывается, переспрашивает:

- Как так?

Но Оксана ему не отвечает, поворачивается ко мне:

- Что ты мне дала? Это только симптомы убирает, да?

- Нет. Должно всё пройти, - улыбаюсь я и добавляю: - Нужно сегодня съездить к врачам, Оксан. Пройти осмотр ещё раз.

Она кивает, совершенно растерянная. Идёт в комнату, на автомате начинает собираться.

Никто из родных ничего не понимает. Но всё чувствуют, что произошло нечто важное. Мама звонит знакомой подруге, которая может помочь со срочным приёмом.