Терри Гудкайнд - Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница

— Все это может быть и так, но всё же, не даёт тебе права распоряжаться его сердцем.

— Никки, я не думаю…

— Во имя чего мы сражаемся, если не ради неприкосновенности жизни?

— Я сражаюсь ради неприкосновенности.

— Ты? Неужели? Вся твоя жизнь была отдана тому, чтобы принудить других делать то, чего ты хотела, а не то, чего хотели они. Пусть это делалось и не из ненависти к добру, но тебе определённо было всё равно, как другие должны жить и чего ради. Ты прилепляла новичков к сёстрам, чтобы они служили той цели, что ты им предназначила. Ты использовала сестёр, чтобы вылепить из молодых людей волшебников, которые с большой вероятностью следовали бы тому, что ты считала замыслом Создателя.

Каждому, кто оказывался под твоим контролем, пришлось принять твоё видение того, как они должны жить и во что верить. Едва ли ты когда-то позволяла людям принимать обдуманные решения самостоятельно.

Зачастую ты даже не позволяла им узнать жизнь; вместо этого ты указывала им на значимые моменты и путь, которым им надлежало идти. Единственным известным мне исключением — и то лишь отчасти — стала Верна, когда ты отослала её на двадцать лет.

Ты распланировала жизнь Ричарда за сотни лет до его рождения. Ты строила планы на то, как он должен прожить отведённый ему срок — его собственную жизнь.

Ты, Эннелина Алдуррен, исключительно на своём толковании прочтённого в пророчестве, определила существование Ричарда в мире живых. И теперь ты планируешь его чувства. Может быть, ты уже и в загробном мире ему отвела местечко?

Ты почти всю жизнь продержала Натана взаперти, хотя он столетиями помогал тебе в твоих делах. Пусть ты и полюбила его, в конце концов, но именно ты обрекла его на заключение за преступление, которое, как ты боялась, он мог совершить.

Энн, за что мы боремся, если не за право для каждого прожить свою собственную жизнь? Ты попросту не вправе решать за других, что им делать, а чего не делать. Не стоит пытаться воплотить в себе благой вариант Джеганя, это обратная сторона одной и той же монеты.

Энн моргнула, искренне удивлённая.

— Неужели ты и впрямь считаешь, что это то, чем я занимаюсь?

— А разве нет? Ты решаешь, как жить Ричарду — сейчас так же, как до его рождения. Это его жизнь. Он любит Кэлен. Что останется ему хорошего в жизни, если он не сможет быть хозяином своему сердцу, если он будет вынужден действовать по твоей указке?

И кто ты такая, чтобы повелевать ему отбросить самые сокровенные свои желания и вместо этого любить меня?

Как я смогу считать себя действительно достойной его любви, если стану манипулировать им, как ты того желаешь? Если я сделаю так, как ты просишь, я одним этим сотру все его чувства ко мне, превратив их в сплошное притворство.

Энн выглядела приунывшей.

— Но я вовсе не хочу заставлять тебя любить его. Я только хочу, чтобы и у тебя всё было хорошо.

— Я бы всё отдала, чтобы иметь возможность, прикрывшись твоей указкой, сделать это, но тогда я никогда не смогла бы уважать саму себя. Ричард любит Кэлен. И не в моих силах заменить эту любовь чем бы то ни было. И именно потому, что я люблю его, я никогда не предам его чувств.

— Но я не думаю…

— Скажи, принесёт ли тебе счастье, если ты хитростью заполучишь любовь Натана? Достаточно ли тебе будет этого? Будешь ли ты счастлива?

Энн отвела глаза, наполненные слезами.

— Нет, не буду.

— Так почему же ты полагаешь, что меня устроит соблазнение Ричарда ценой самоуважения? Любовь — настоящая любовь — это нечто, что можно заслужить, только будучи тем, что ты есть на самом деле; это не приз за изобретательность в постели.

Взгляд Энн беспокойно забегал.

— Но я всего лишь…

— Когда я забрала Ричарда в Древний Мир, забрала против его воли, я хотела заставить его принять верования Ордена. Но, кроме того, я хотела заставить его полюбить меня. Я тогда намеревалась сделать примерно то же, о чём ты просишь меня сейчас. Он отказался. Это одна из причин, по которым я так глубоко уважаю его. Он не похож ни на одного из мужчин, которых я знала, которым только и нужно было, что затащить меня в постель. Я полагала, что заполучу его тем же путём. Он доказал, что следует велению разума. Он не животное, в отличие от тех, кто позволяет своей похоти диктовать им. Это человек, живущий разумом. Именно поэтому он ведёт нас, а вовсе не потому, как ты считаешь, что ты потянула за нужные ниточки. Если бы он поддался мне, я никогда не смогла бы его уважать так, как уважаю сейчас. Как бы я могла искренне любить его, если бы он выказал такую слабость характера? Даже согласись я на твой план, Ричард не согласился бы точно. Он останется тем же Ричардом, каким был всегда. Максимум, чего мы можем этим добиться — это того, что я потеряю его уважение. И в итоге, весь план провалится. И, в конечном счёте, он провалится от недостатка твоего уважения к нему. Но неужели ты на самом деле хочешь именно этого? Хочешь, чтобы нашим лидером был человек, ведомый скорее похотью, чем разумом? Неужели тебе нужно просто ввести в игру свою марионетку?

— Нет, думаю, нет.

— Вот и я так думаю.

Энн улыбнулась, взяв Никки за руку, и повела её вниз по белому мраморному коридору.

— Не хочется этого признавать, но я поняла твою позицию. Думаю, я виновата тем, что позволила своей страсти к делу Создателя перерасти в убеждённость, что я одна вправе решать, что и как надлежит делать и кому как жить.

Какое-то время они шли молча в свете мерцающих огней и приглушённого шипения факелов.

— Прости меня, Никки. Несмотря на все мои старания, ты оказалась женщиной с сильным характером.

Никки смотрела вдаль.

— Кажется, это верный путь к одиночеству.

— Со стороны Ричарда было бы только мудро, люби он тебя такую, какая ты есть, за одно то, какая ты есть.

Никки сглотнула ком, не находя подходящих слов.

— Кажется, во всей этой суете я подзабыла урок, преподанный мне Натаном.

— Быть может, это на самом деле и не твоя вина, — предположила Никки. — Возможно, это в большей степени действие Огненной цепи и того, как много из того, что мы знали, утрачено.

Энн вздохнула.

— Сомневаюсь, что могу списать ошибки всей своей жизни на заклинание, которое лишь недавно начало действовать.

Никки взглянула на бывшую аббатису.

— А что за урок преподал тебе Натан?

— Однажды он убедил меня в том же, что ты сейчас мне снова напомнила. Собственно, он и объяснял это почти так же, как ты. Я заблуждалась насчёт Натана так же, как заблуждалась насчёт тебя, Никки. Прости меня, дитя, за это… и за всё, чего я лишила тебя.

Никки помотала головой.