Девочка и гора - Марк Лоуренс
Турин тоже сел, удивление на его лице отразилось в меняющемся свете.
— Я думал, ты шутишь об этом... — Он протянул руку, и большая часть льда над ними стала почти прозрачной, как воздух. Полярное сияние растянулось на полпути по небу, завесы света медленно извивались, как будто миллионы тонн звездной пыли просеивались сквозь трещины в небе.
Они лежали на спине и вместе смотрели. Рядом с ними спали Куина и Майя. Ни один из них не обрадовался бы, если бы его разбудили, чтобы увидеть то, что для них было обычным явлением.
— Если мы не... — вздохнул Турин. — Что ж, я рад, что увидел это. Что бы с нами ни случилось, я рад, что это случилось первым.
— Я никогда не видел его собственными глазами, — сказал Эррис, приблизив голову к Яз. — Появление льда было не единственной переменой, которую я пропустил. Приятно сознавать, что, сколько бы тысяч лет ни прошло, я все еще могу найти что-то новое.
Яз лежала и смотрела, как небесные драконы хлещут хвостами, и в темноте ее пальцы нащупали тепло руки Турина и прохладную силу руки Эрриса. Пальцы переплелись, ладони крепко сжались, а над ними падающие звезды безмолвно проносились по темной бесконечности.
На следующий день они повернули на восток и слегка на север. Усталость давила на них. Без еды в животе Яз начала чувствовать, что она, а не Зокс тащит за собой сани, и что каждый пропущенный прием пищи — это груз железа, добавленный к тому, что нужно тащить по льду. Акт постановки одной ноги перед другой стал задачей, требующей сосредоточенности. Иначе она просто замедляла ход, останавливалась и стояла, наклонившись к ветру, подчиняясь телу, которое требовало, чтобы она ничего не делала.
Ветер обнаружил до сих пор не замеченные щели в ее броне. Ее конечности онемели, сердце похолодело, губы потрескались. Лицо превратилось в маску, которую она носила, а не в плоть, которой владела, и, казалось, если она сделает слишком жесткое выражение, все лицо может разбиться и упасть на землю, оставив ее череп обнаженным для нападения ветра.
Турин ковылял вперед, словно его несло одним лишь усилием воли, а не слабеющими мышцами. Иногда он раскачивался под невероятными углами, прежде чем прийти в себя, и Яз знала, что только лед-работа спасала его от падения, из которого он сам, возможно, никогда не поднимется.
Холод играет злые шутки. В конце концов, когда кровь становится холодной и вяло течет по белой плоти, холод может убедить человека, что он горит. Жертвы сбрасывают меха и умирают полуголыми, покрытыми коркой льда. Холод замораживает твои мысли и они ползают по кругу, не в состоянии изменить направление, не в состоянии справиться с задачей борьбы с новыми идеями.
Они шли, каждый из них был погружен в свою собственную борьбу. Даже Эррис казался обремененным, отягощенным ужасом от того, что его товарищи терпели неудачу один за другим, в то время как он бесконечно шел вперед.
— Турин? — Эррис остановился и обернулся. Яз, безмерно благодарная за задержку, тоже остановилась и, шаркая ногами, повернулась в ту сторону, откуда они пришли. Турин упал на колени, сани проехали мимо него.
— Турин? — Эррис поспешил к нему. — Вставай.
— Это неправильно... — пробормотал Турин сквозь шелушащиеся губы.
— Что есть, то есть, — сказал Эррис. — Вставай, друг мой. Или мне придется нести тебя.
— Что? — Турин поднял на него глаза. — Нет. Я имею в виду это. — Он постучал по льду рукой в перчатке.
Яз присоединился к ним и взглянула.
— Это просто лед. — Она замолчала и увидела это. — С трещиной в нем. Лед все время трескается.
— Не так. — Турин покачал головой. — Нет никаких причин, чтобы он здесь треснул. Я знаю лед. Я чувствую, как он движется. Это... неправильно.
— Хорошо. — Яз посмотрела вдоль слабой линии трещины туда, где Куина и Майя все еще тащились за санями. — Она идет по тому же пути, что и мы. — Она наклонилась и схватила Турина за руку, помогая ему подняться на ноги.
К закату трещина стала достаточно широкой, чтобы в нее можно было просунуть палец. Турин, спотыкаясь, остановился и замер, словно не зная, где он может быть. У Яз разбилось сердце, когда она попросила его построить убежище.
— Да. Убежище. — Турин невнятно произнес эти слова. Он неуверенно протянул руку, и лед застонал, сопротивляясь его воле. Медленно, дюйм за дюймом, тонкая стена льда стала высовываться из поверхности, как лезвие поднимающегося ножа. Она поднялась примерно на высоту груди, прежде чем Турин рухнул, словно потерял все кости.
— Хватай...
Но Эррис был слишком далеко, а скорость Куины, притупленная холодом, была недостаточной. Турин ударился головой о лед и потерял сознание. Они положили его на доску с подветренной стороны стены, а Эррис принялся улучшать укрытие с помощью тех досок и проводов, которые им удалось спасти из обломков, оставленных им Наблюдателем.
Темнота опустилась на жалкое, дребезжащее убежище с тремя стенами. Группа прижалась друг к другу, как любовники, как можно ближе к тепло-горшку, чтобы не обжечься. Ветер означал, что в одно мгновение ты мог чувствовать болезненный жар на лице, а в следующее — замерзать. Турин достаточно оправился и сказал, что с ним все в порядке. Очевидная ложь. Они должны были снять с него перчатки и ботинки, чтобы позаботиться о его пальцах рук и ног, но без надлежащего укрытия это только подвергло бы пальцы еще большей опасности. Яз молилась Богам в Небе, чтобы холод не впился зубами в его плоть. Ей было больно думать о длинных, ловких пальцах Турина, почерневших и искривленных морозом.
Глубоко ночью последние из их первоначальных звезд превратились в ничто, не в силах доставить энергию, которую требовала от них Яз. Она выползла на полную мощь ветра и вызвала из саней глаз Наблюдателя, сферу, которую она могла удобно обхватить двумя руками, сияющую морской синевой теперь, когда влияние Аргеса было устранено. Это была, каким-то странным образом, одиночка. Остальные, казалось, были как-то связаны.
Разбить звезду было трудно. Труднее, чем должно было быть, и Яз действительно подумала, что, возможно, она также сломала что-то в своей голове к тому времени, когда
