И оживут слова (СИ) - Способина Наталья "Ledi Fiona"
— Я Миролюба попросила сказать, что мы вчера встретиться условились. Ну… погулять…
Злата с усмешкой покачала головой:
— Легко у тебя все! И брат согласился?
— Да. Он обещал помочь.
На этих словах я мило улыбнулась Альгидрасу. Тот же вместо ответа вновь прислонился затылком к стене и закрыл глаза. При этом я уловила отголоски раздражения.
— Ой, горе мне с вами. Вчера опять ссорились? — задавая вопрос, Злата смотрела на меня.
— Нет, мы с Олегом поладили добром, — снова улыбнулась я. Ведь и правда поладили. Почти.
— Шутишь? — прищурилась Злата.
— Нет.
— Олег?
— Да, Злат. Вчера все было миром.
— Ох, вот коли бы и завтра еще все миром было, и через седмицы… Ладно. Сидите уж. Буду вас кормить.
— Тебе помочь?
Злата посмотрела на меня, на Альгидраса. Мне очень хотелось, чтобы она отказалась от моего дежурного предложения и у меня появилась возможность с ним поговорить. Злата вздохнула:
— Коли мир будет, то сидите тут, а коли…
— Мир будет, — заверила я.
Альгидрас ничего не ответил. Злата, покачав головой, вышла.
Я тут же обернулась к хванцу. Он сидел, закрыв глаза, и бездумно гладил свернувшуюся на его коленях кошку. Собравшись с мыслями, я сообщила:
— У меня куча вопросов.
— Не удивила.
— И новостей. С чего начать?
Альгидрас устало открыл глаза, посмотрел на меня, а потом осторожно ссадил кошку на пол, сложил руки на столе и уткнулся в них лбом, будто собрался спать.
— Начну с вопросов.
— Начинай с чего хочешь, только не в голос.
— Хорошая попытка, — похвалила я. — Почему родные Радима относятся ко мне так, будто я не в порядке? У Всемилы были проблемы?
Альгидрас резко выпрямился, быстро оглядел комнату и прошипел:
— Я вчера говорил: для всех ты — Всемила. Не делай хуже!
— Я не делаю, — прошептала я. — Мне нужны ответы.
Альгидрас зло выдохнул — челка подлетела вверх, потом скользнул по скамье и оказался рядом. Он вцепился руками в край скамьи по обе стороны от себя и, опустив голову, заговорил:
— Да, она была нездорова. Ей нельзя было волноваться, иначе случались… помутнения.
— Что за помутнения? Нервные расстройства? Что? — вглядываясь в его профиль, допытывалась я.
— Я не уверен, что мы можем одинаково понять ее недуг. Я ответил на твой вопрос?
— Поэтому отвары? — осенило меня.
— Да. После того, что может взволновать, тебе будут давать отвары. Они безопасны. Не бойся.
— Их готовил ты! — обвиняюще произнесла я.
Он осторожно отклонился всем корпусом и чуть повернул голову, искоса взглянув на меня:
— Откуда знаешь?
— Добронега сказала. А ты соврал там, на берегу. Ты сказал, что не знаешь.
— А ты сегодня соврала княжичу и соврешь Радиму. И соврала сейчас Злате. Будем считать, кто больше?
Он снова уставился в пол.
— Что? — от неожиданности я даже не сразу нашла, что сказать. — Это же ты попросил соврать. И я не врала Злате!
— Я просил соврать потому, что Радим ни за что не поверит, что ты вышла погулять просто так. А вот в то, что могла сбежать на прогулку с Миролюбом… будет зол, но поверит и ни словом не упрекнет. И вообще он тебя ни в чем не упрекнет, потому что боится разволновать.
— Так вот в чем дело…
— И Злате ты удачно сейчас придумала сказать, — перебил меня Альгидрас. — Это обычно было для нее, вот так — захотеть, и хоть трава не расти. И ночью пойти, не подумав, что разбудит, помешает… А сказать Радиму, что шла ко мне, нельзя. У нее не было причин ходить ко мне.
Я внимательно смотрела на профиль хванца. Неровная челка скрывала лоб и скулу, на которой, к счастью, не появился синяк после моего удара, хотя красноватый след до сих пор был. У него был чуть вздернутый нос и острый подбородок.
— Ты ненавидел ее? — вопрос родился сам собой.
Альгидрас ответил не сразу. Некоторое время он покусывал нижнюю губу, а потом шумно втянул воздух носом и произнес:
— Моя ненависть другим отдана.
— Кому? — не подумав, брякнула я.
Он нахмурился, а потом произнес:
— Да, ты же меня не видишь… Кварам.
— Ква… О…
«Последний в роду».
— Они убили хванов.
Альгидрас сказал это так, будто говорил о чем-то чужом, чем-то, что его совсем не волнует. И только то, как тихо звучал его голос, да то, как сильно его зубы терзали нижнюю губу, выдавало, насколько это все еще не зажило в его душе. И никогда не заживет, видимо.
— А теперь им что-то нужно от воеводы. Для того и Всемилу похитили, — сказал Альгидрас и замолчал, уставившись в одну точку и продолжая машинально терзать губу.
Было видно, что его мысли где-то далеко. А я подумала: что значит мое «как же изменилась моя жизнь» по сравнению с его судьбой? Младший сын старосты. Младшие — они же всегда самые любимые. В них все последние радости и надежды. А ведь его еще отдавали в учение. Значит, скучали, тосковали, дни считали до его возвращения. А потом он вернулся: повзрослевший, поумневший, родительская гордость… Сколько он успел погреться в лучах родительской любви? Три года? Четыре? А потом в одночасье… «последний в роду».
Я не знала, зачем это сделала и как мне вообще такое могло прийти в голову, но, протянув руку, я коснулась указательным пальцем его нижней губы. Альгидрас дернулся так, что лавка пошатнулась, а я испуганно отпрянула.
— Не надо так… кровь же пойдет, — я неловко указала на его покрасневшую губу, в то время как сам Альгидрас смотрел на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
— Ты тоже так не делай, — с нервной усмешкой произнес он. — Мне неприятно.
Я почувствовала, как щеки загорелись, и отодвинулась подальше, насколько позволяла длина лавки. Альгидрас тоже отодвинулся.
— А неприятно потому, что я похожа на Всемилу? Или тебе вообще неприятно, когда к тебе прикасаются? — стараясь придать легкости своему тону, спросила я.
— У тебя там новости были. Какие? — спокойно глядя мне в глаза, произнес Альгидрас. Он опять резко переменился. Словно, перестав кусать злосчастную губу, разом захлопнул заслонку, выпускавшую эмоции.
— Почему ты никогда не отвечаешь на вопросы?
— На те, что по делу, отвечаю, — ровным голосом откликнулся он.
— С тобой очень сложно, — вздохнула я, подумав, что с ним действительно сложно. Его хочется жалеть, а он в ответ выставляет колючки.
— С тобой тоже.
Вместо ответа я снова вздохнула и приготовилась выкладывать новости. Но едва я раскрыла рот, как дверь отворилась, и вошла Злата, неся в руках дымящийся горшок с кашей. Она ловко пристроила его на стол, заткнула полотенце за пояс фартука и с подозрением посмотрела на нас:
— Ссоритесь?
— Нет, — хором ответили мы.
Злата посмотрела в потолок и возвела руки, словно в молитве. Но почему-то мне показалось, что она не сердится и говорит это все для порядка. Злата вышла, попросив меня накрыть на стол.
— Она со Всемилой так же себя вела, как со мной? — прошептала я.
— Нет, — одними губами ответил Альгидрас и нахмурился: — С тобой свободнее. Но ты тоже себя иначе ведешь. И Злата… ей легче.
«И то хорошо», — подумала я и встала с лавки.
— Э-м… а где мне что брать? — повернулась я к Альгидрасу.
— За занавеской на столе посуда, — подсказал он.
— Я сейчас буду ставить, а ты говори, если что-то не то.
В ответ он кивнул. Вот можем же по-человечески, когда делаем общее дело.
— Ты помнишь вчерашнего воина, который опоздал? — спросила я, расставляя на столе кружки.
— Опоздал куда? — спросил Альгидрас, внимательно следя за моими действиями.
— Ну, мы стояли на крыльце, а он появился позже. Еще кто-то пошутил, что он подковы себе вместе с конем менял.
— Ярослав, — подсказал Альгидрас, и я вздрогнула, едва не уронив тарелки. — Тут нет Всемилиной кружки. Посмотри на полке. Она неровная.
Чудесно, он еще ее кружку знает. Я сняла с полки изогнутую глиняную кружку и вернулась к столу. Альгидрас тем временем переставил посуду в другом порядке. Я постаралась запомнить, но поняла, что все равно не получится — голова была занята не тем.
