Элеонора Раткевич - Меч без рукояти

Трапезная взорвалась хохотом. Хозяин аж пополам перегнулся от смеха – а поскольку стоял он с подносом в руках, то прямехонько лбом в поднос (по счастью, пустой) и угодил. Звон раздался не хуже, чем от храмового гонга. Даже новый взрыв смеха не сумел заглушить его.

И тут Байхин встал, отряхнулся, подошел к Хэсситаю и спросил, чуть задыхаясь: “Ну как, мастер? Получилось?”

– Получилось, – сдержанно ответил Хэсситай. Больше всего ему хотелось свернуть ученику шею – и за “мастера”, и за все остальное… но не при людях же.

Когда спесивый молодой воин словно по волшебству преображается в улыбчивого парня, трудно не уразуметь что к чему.

– Киэн, значит? – благодушно спросил хозяин у Хэсситая: ведь именно его только что поименовали мастером, да и годами он явно постарше будет.

– Киэн, – ответил Хэсситай.

– А это, стало быть, ученик ваш? – поинтересовался смешливый хозяин. – Так сразу и не догадаешься. Хорошо парень работает. Всех нас провел!

– Работает неплохо, – небрежно кивнул Хэсситай. – Только вот вечно забывает, как отработает, публике поклониться…

И с этими словами Хэсситай звучно припечатал мощной дланью Байхинов загривок. Байхин охнул и склонился под увесистым тумаком. Поклон его был встречен такими одобрительными возгласами, что Хэсситаю пришлось незаметно дать ученику тычка, чтоб распрямиться не забыл.

Ох и разнос устроил Хэсситай – вообразить себе страшно!

– Балбес! – шепотом орал он. – Недоумок! И где ты только такого нахватался? Ах ты маленький мерзавец!

Байхин выслушивал мастера на удивление спокойно и лишь в ответ на эти последние слова чуть заметно повел плечом: Хэсситая и самого ростом Боги не обидели, а Байхин его выше на добрую ширину ладони – какой же он маленький? Он вовсе даже большой мерзавец.

– Ну, что смотришь на меня, как тигр на капусту? – внезапно спросил Хэсситай. – Я тут распинаюсь, а тебе и дела нет!

– Говори что хочешь, – покаянно улыбнулся Байхин. – Самого страшного слова ты так и не сказал, а остальное…

– Какого слова? – против воли заинтересовался Хэсситай.

– Бездарность, – очень тихо произнес Байхин.

– Еще недоставало, чтоб я душой кривил, – возмутился Хэсситай. – Не сказал – и не скажу. Нет, ты не бездарность, ты хуже!

Байхина оторопь взяла. Он не мог взять в толк, похвалил его мастер на свой язвительный лад или ругательски изругал. Вот и пойми, что теперь делать – то ли радоваться, то ли огорчаться, то ли спросить напрямик, что может быть хуже бездарности, то ли просто помалкивать.

– Ты хоть понимаешь, что все могло обернуться совсем иначе? – ядовито поинтересовался Хэсситай. – Ладно еще, тебе собачонка подвернулась. А не окажись собачонки, что бы тогда делать стал – об этом ты подумал?

– Что-нибудь, – пожал плечами Байхин. – Конечно, с собакой мне просто повезло…

– Просто?! – взвыл Хэсситай. – Нет, парень, ты безнадежен. “Просто”, подумать только! Не бывает у киэн “просто везения”. В нашем деле мало одного таланта, мало работы, мало упорства – нужна еще и удача. Или у киэн есть удача, или это не киэн. А ты… да я от тебя скоро поседею! Ты удачлив, ты умеешь не упустить своей удачи – и ты совершенно не в состоянии осознать это своей безмозглой башкой! Теперь-то я понимаю, почему ты дважды с лестницы навернулся вниз головой, а дурее не стал. У тебя же там мозгов столько, что клопу насытиться не хватит! Да нет, какие мозги – у тебя промеж ушей одна сплошная кость!

Он яростно выдохнул и замолк. Байхин было решил, что выволочка окончилась, но вместо облегчения испытывал неловкость: молчание затягивалось, и Байхин словно на иголках сидел, не смея ни встать без дозволения мастера, ни испросить дозволения. Он смутно догадывался, что подобная просьба у Хэсситая восторга не вызовет.

– Ты нарочно из себя спесивца корчил, или это тоже само собой получилось? – нарушил молчание Хэсситай.

– Нарочно, – охотно ответил Байхин. – Это я еще на прошлом ночлеге придумал. Правда, что дальше делать, толком не решил. Собирался на себя поднос с едой вывернуть или еще что в том же роде. Это мне просто… – он замялся, судорожно глотнул воздух и, чуть покосившись на Хэсситая, торопливо поправился, – в общем, повезло мне с лестницей. Я ее как увидел, решил другого случая дураком себя выставить не дожидаться. Так она славно к моей придумке подходила. Это же смешно: гордый господин воин – и вдруг чебурахнулся вверх тормашками…

– Смешно, – задумчиво согласился Хэсситай. – По правде говоря, у тебя другого способа людей рассмешить и не было. Сам по себе ты ведь не смешной. Вот хозяин здешний, этот – да, смешной. Забавный. А ты? Высокий, ладный, плечистый, да и с лица недурен – что тут смешного? Тебе обычные клоунские штучки не годятся – свои придется придумывать. И одну ты уже придумал. Высокомерный напыщенный придурок… да, пожалуй, эту маску тебе и стоит разрабатывать… эдакий самовлюбленный мускулистый балбес… Страшно было? – спросил он, мгновенно меняя тему.

– Очень, – сознался Байхин. – На верхней ступеньке когда стоял, так на меня накатило… чуть было и в самом деле не грохнулся… а потом вроде и ничего.

– Везучий ты, – усмехнулся Хэсситай. – Ладно. Вот мы завтра твое везение и проверим.

– Ты о чем? – удивился Байхин.

– Будешь завтра со мной работать, – пояснил Хэсситай.

– Но я же почти ничего не умею, – ужаснулся Байхин.

– Вот это самое “почти” и делать будешь, – безжалостно ответил Хэсситай.

– Да ведь я тебе все представление испорчу…

– Испортишь, – безмятежно согласился Хэсситай. – Рано или поздно тебе все равно пришлось бы это сделать – так отчего не сейчас? Раз уж ты так нравишься зрителям…

Байхин зарделся и опустил голову.

– На самостоятельную работу ты пока не тянешь, но и оставлять тебя без дела нельзя, – продолжал Хэсситай. – Не то сбесишься. Самая пора тебя на публику выпускать, пока ты еще чего-нибудь не вытворил.

Он встал и потянулся.

– Так что сегодня урока не будет, – заключил он. – Завтра перед работой потренируешься. А сегодня тебе надо выспаться… да и мне тоже. Я с тебя, паршивца, двое суток глаз не спускал.

Байхин безропотно выпил отвар сон-травы и золотистого лисичника, велел себе не думать о том неизбежном, что поджидает его завтра на городской площади, укутался поплотнее одеялом – и все же не смог уснуть.

– Что ты все вертишься? – сонно спросил Хэсситай из противоположного угла комнаты. – Спи, кому велено…

Байхин приподнялся на локте.

– Я вот все думаю, – отозвался он, – что же это может быть такое, что хуже бездарности?

– Талант, – отрезал Хэсситай, завернулся в одеяло и мгновенно заснул.