Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– Сюда! – позвал он. – Вот тут они перекрестились, линии силы и потоки времени! Вот тут! И энергия времени сейчас перекрывает излучение силы!

Понять это было совершенно невозможно. Я подбежала и встала туда, куда решительно ткнул выскочивший из шара длинный язык пламени. Ингус завертелся, вытянулся золотым веретеном, опять сплющился в шар… а потом уж начал выделывать что-то и вовсе неожиданное…

Шар стал расти, шириться, и вдруг оказалось, что Ингус – уже не шар, а огненный кипящий блин. Посреди него язычки завертелись посолонь, образовалась воронка, и в эту воронку стало втягиваться живое пламя. В самой ее середине обозначилась черная точка, стала расти – и ощущение было такое, будто окаянный путис от чрезмерного старания решил вывернуться наизнанку, а изнанка его – непроглядная тьма.

Все пламя ушло в ту черную дыру, остался лишь золотой ободок с крошечными бледными язычками. Как будто рама круглого зеркала висела передо мной в ночном мраке – зеркала, еще более темного, чем ночное небо над головой.

Но в зеркале возникло светлеющее пятно. Сперва я даже подумала, будто сама в нем отразилась, потому что нарисовалось продолговатое лицо, а слева от него неожиданно отчетливо – темная коса.

Прошло секунды три – стало ясно, что это совсем не я. Хотя бы потому, что человек в огненной раме был по пояс обнажен, и я явственно видела – это мужчина, мускулистый, загорелый, широкогрудый мужчина. И на плечах у него – синие узоры татуировок, в которые вплетены как бы свисающие на грудь змейки.

Да и коса у него была одна, темно-русая, а у меня – две.

Такую косу я выплела себе однажды в порядке эксперимента. Захватила прядь надо лбом справа и повела плетенье, прихватывая все новые прядки, влево, прикрывая ухо, и повернула к затылку, стараясь изобразить что-то вроде волосяной короны.

Человек в зеркале так с косой не мудрил – очевидно, думал не о короне, а о том, чтобы грива в глаза не лезла. Грива у него была, похоже, до пояса. Коса просто захватывала волосы на левом виске и спускалась на грудь. А вот что у него было интересно – так это полоска блестящих камней, спускавшаяся по лбу до переносицы. Возможно, они были приклеены к коже, а возможно, оправлены в металл – я не могла разглядеть.

Этот интересный человек посмотрел на меня без особого удивления – посмотрел пронзительными синими глазами, и возникло ощущение, что он уже все про меня понял.

А за спиной у него выстроились полукругом высокие камни, причем сам он стоял как бы в каменных воротах.

Примерно минуту мы молчали.

– С кем беседуют посвященные? – вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, нараспев торжественно произнес. – Посвященные беседуют с минувшим и грядущим! Чем различаются минувшее и грядущее?

Поскольку он не торопился с ответом, говорить пришлось мне.

– Да ничем они не различаются.

– Почему посвященные беседуют с минувшим? – поинтересовался он и сразу же, пока я не сказала какой глупости, сообщил: – Потому что минувшее знает ответы на вопросы грядущего!

Тут только я вспомнила про народ, который не любил письменных знаков, а знания передавал от поколения к поколению в форме вопросов и ответов.

Я подозревала, что этот народ имел отношение к священному каменному кругу, хотя все прочитанные об истории тех времен книги это единодушно отрицали. Но вот стоял же передо мной в огненной раме человек, в чьем происхождении я уже не сомневалась!

– Почему грядущее сумело проникнуть в минувшее? – так же нараспев спросила я.

– Потому что оно нашло место, время и способ! – воскликнул он.

– Знало ли минувшее, каким способом проникнет в него грядущее? – полюбопытствовала я, хотя ответ и так был ясен.

– Кто измерил силу потоков? Кто отметил подземный ход линий? Кто направил лучи ночного солнца, утреннего солнца и вечернего солнца? Кто создал орудие правды? – он сделал плавный жест в сторону своих высоких каменных ворот и менгиров за ними. Но вдруг прищурился, вглядываясь в пейзаж за моей спиной.

– Ты стоишь на скрещении жил кромлеха, но где же сам кромлех? – изумился он.

Да, это действительно был друид. Пусть и без белоснежной мантии. И без ветки омелы в руке. Именно друиды называли свои священные каменные круги таким словом… старым кельтским словом…

– От него мало что осталось, – я опустила глаза. Стыдно стало за своих поганых современничков.

– Кто ставит на окраинах земли новые кромлехи и возрождает старые? Кому даровано испытание? Для чего потребны девятью девять спутников и девять лет труда? – грозно спросил мой любезный собеседник.

Очевидно, у Ав было куда больше девяти лет, чтобы освоить кромлех, подумала я, но ничего не ответила. Только развела руками…

– Что воплощено в кромлехе, вписано в кромлех, соблюдается в кромлехе? – нараспев вопросил друид и сам же, как ни странно, ответил: – Колесо года! Сколько лучей у Колеса года? Восемь!

Он одним непрерывным движением изобразил в воздухе восьмиконечную звезду, как два наложенных друг на дружку квадрата.

– Крест наваждения! – воскликнула я. – Так вот он откуда взялся!

– Колесо года! – возразил кельт. – Четыре главных праздника, оба равноденствия и оба солнцестояния, а между ними – еще четыре, и это…

– Так было у вас! – перебила я. – А теперь звездочка о восьми углах зовется аусеклис. Если начертить ее одним движением, она отгоняет прочь нечистую силу… Колесо года?.. Так оно вам принадлежало?.. Вам?

– Кто-то пользуется нашими знаниями? – сразу сообразил кельт. И священными числами?

– Похоже на то…

Он на мгновение задумался.

– На добро или на зло обращены знания и числа?

– На зло. На погибель!

– Открыты ли какие-то тайные знания тебе?

– Нет!

Он немедленно приступил к делу!

– В чем средоточие силы? – задал он нараспев очередной красивый вопрос. – В чем власть, которую скопили поколения, чтобы передать поколениям? К чему прикладывают ладони, чтобы отдавать и брать? Что есть образ силы, отданной, чтобы перейти к другому владельцу? Что порождается, чтобы стать сгустком силы?

Он опять не требовал ответов, а только вещал. И вдруг я начала понимать – ответов тут и не будет, каждый вопрос уже несет в себе информацию. Действовать можно, зная только вопрос!

– В чем проявилось священное число? – сделав паузу, снова запел друид. – Девять месяцев мать носит дитя. Девять месяцев от одного камня в Колесе года до другого. Девять…

– …углов у тминного сыра! – воскликнула я. – Я же говорила – и девятку Авы у вас украли!

– Девять дней составляют единое! – сурово прервал друид.