Елена Первушина - Короли побежденных

Кузен понял, что ему не хочется так рано расставаться с жизнью, и поспешно пробормотал:

— Ты извини, я побегу, зайду завтра.

— Конечно, заходи.

В ответ только хлопнула внизу дверь. Рейнольд сел на ковер и уронил голову на руки.

Эрвинд дал мне слово, что не будет кончать с собой путем лежания и глядения в потолок. По моей персональной просьбе.

Сегодня отправился проведать королеву. На улице меня кто-то окликнул. Оборачиваюсь — это тот мальчишка-аристократ. Только его не хватало! Хотел сделать вид, что не узнаю, но он вцепился в меня, будто клещами.

— Сударь, подождать! Прошу вас, подождать!

По- тардски он говорит чуть лучше, чем я по-асенски.

Спрашиваю:

— Что вам нужно от меня?

А он в ответ:

— Виноват я.

Я говорю:

— Я знаю.

А он:

— Нет. Все хуже. Я не понял, честно, не понял ничего. Думаю: ступенька. Женюсь — будет много власти, можно много торговать, много обманывать. Потом вижу: она другая, другая, чем прочие, понимаете? Я не понял. Хотел схитрить опять. Не видел. Она — для меня была, понимаете? Мне надо ей все отдать. Все, что есть. Нет. Думаю о себе. Думаю: хитрее ее, хитрее всех. Я даже лица никогда не видел. Всегда — далеко. Теперь — пусть все пропадет. Только увидеть. Не прощение, не надо. Только пусть знает — я знаю. Я виноват. Я все сделаю, чтоб лучше. Пусть знает. Скажите только…

Я, честно говоря, не знал, смеяться или плакать. Чего я только за эти дни не перевидал: испуганного посла, злого Эрвинда, плачущую королеву. Теперь посреди площади меня хватает за рукава аристократ и по-собачьи заглядывает в глаза. Жалко, посол не видит. Впрочем, я тут же сообразил: посол-то, может, и не видит, но лишних глаз вокруг больше чем надо. Как бы, мне эта исповедь не вышла боком! Поэтому я велел ему замолчать, надвинул на уши шляпу, дал в руки свой сундук и повел к королеве. В самом деле, хватит мне, почти что лейб-медику, таскать тяжести!

В разоренном королевском доме юного аристократа встретили тепло. Не успел он снять шляпу, как Мэй вскрикнула:

— Ой, Рейнольд! — и бросилась ему на грудь.

Рейнольд сам себе не верил. Он готов был пересчитать все ступени на лестнице, а вместо этого ее рука обвивала его шею, голова лежала на плече, он чувствовал сквозь платье жар ее тела, дыхание на своих губах. И главное — вот оно, неизвестное, недосягаемое, самое любимое на свете лицо. И… лицо это светилось такой ненавистью, что Рейнольд невольно отшатнулся. Скорей назад, чтоб оно снова стало только бледным пятном. Но Мэй держала его крепко.

— Ты подонок, аристократ, — зашептала она. — И это еще мягко сказано. К сожалению, те слова, которых ты действительно заслуживаешь, у меня не выговариваются.

— Мэй, я виноват во всем, только…

И он снова почувствовал на губах ее руку. Она попросту заткнула ему рот.

— Если хочешь, чтоб от Лайи осталось хоть что-то, отнесешь это Аттери. — Из ее рукава появилась свернутая в узкую трубку записка и перекочевала за пазуху Рейнольду.

Тот покорно кивнул. Королева разжала руки и повернулась к Теодору.

— Можете приступать к своим обязанностям.

Аттери постарел лет на десять. Зато никогда еще он не одевался так роскошно — черный бархатный камзол, золотая цепь тардского барона. Прочитав письмо, он поинтересовался:

— Ты в розыске?

— Да нет, насколько я знаю. Поймите, господин советник…

— Подожди, меня сейчас это не интересует. Кто-нибудь видел, как ты входил к королеве?

— Все видели.

— Значит в розыске. Дрессировать лошадей сможешь?

— Объезжать?

— Я сказал: дрессировать.

— Боюсь, что нет.

— Ладно, значит, придется денники чистить. Надо же тебя куда-нибудь спрятать.

— Господин советник, боюсь, я не понимаю вас.

— Садись, — сказал Аттери устало. — Слушай.

Зима была неровная. То все дороги развозила теплая слякоть, небо застилали тяжелые облака, блестела влажная кора деревьев. А то всю ночь мела метель, а наутро небо снова распахивалось бездонной голубизной, и господин Арнульф проезжал на гнедом коне по заснеженным улицам Аврувии. И хлысты звонко щелкали в морозном воздухе.

Да, этой зимой Арнульф царствовал в Аврувии. Дело против бывшей королевы было уже на полном ходу. По дворцу бродил сын Императора Сигберта, будущий Сигберт III, присланный сюда отцом, чтобы произнести приговор. Эрвинду наконец нашлась настоящая работа — Его Императорское Высочество не говорил по-асенски, и принц помогал ему общаться с будущими подданными.

Советники королевы все еще оставались на своих местах. Хотя на каждого из них набралось уже немало крамолы, их пока еще было некем заменить. Тайком они отправляли свои семьи в провинцию и продавали дома. Однако честь, которая стоит выше свободы и благоразумия, не позволяла им самим бежать.

Арнульф царствовал. Временами ему приходило в голову, что Император может предложить ему должность наместника Лайи. Кто еще сможет с ней справиться? А королем пусть будет Эрвинд. Он уже научился послушанию. Кроме того, господин посол получал ни с чем не сравнимое наслаждение, видя своего врага поверженным, и не один раз, а почти ежедневно, на каждом допросе.

По счастливому наитию он с самого начала решил, что Эрвинд и здесь должен исполнять свои обязанности переводчика и секретаря. И бывший принц с бывшей королевой не обманули его ожиданий. Хотя они часами сидели в двух шагах друг от друга, ни словом, ни жестом ни один из них не дал понять, что знает о присутствии другого. Принц задавал вопросы куда-то в воздух, и оттуда же, из воздуха, приходили ответы. Заглянул как-то на такой допрос и наследник, но сбежал через две минуты.

Королева, как с удовольствием отметил посол, поняла намек правильно и не защищалась. Она еще пыталась прикрыть кого-то из своих, умолчать о подробностях кое-каких авантюр, но свою вину признала сразу и безоговорочно.

К весне, когда река уже вскрылась и потащила ноздреватые темные льдины в море, обвинение было составлено. Наследник ознакомился с ним, благодаря бесстрастному переводу асенского принца, и потребовал крови. Арнульфу пришлось употребить все свое красноречие и дипломатический талант, чтобы внушить тардскому принцу, что три смерти подряд в доме асенских королей — это уже слишком. Принц клялся, что подавит любой мятеж в две недели, но посол не хотел при этом присутствовать. Сошлись на пожизненной ссылке в один из имперских замков. Посол смог убедить принца, что для «проклятой асенской стервы» это будет хуже казни.