Вера Камша - Темная звезда

Сама Герика шла медленно, словно боясь наступить на подол роскошного, но совершенно не идущего ей белого платья. Тяжелые тройные юбки, широкие рукава, обилие цветов и кружев на груди превращали любую женщину в копну сена, но обычай требовал от будущей королевы, чтобы она была одета именно так. Даже роскошные светлые волосы, единственное, что в Герике было безупречным, исчезли под многослойной вуалью, украшенной жемчугом и серебряными цветами. На лице невесты читалась тупая покорность, отнюдь ее не красившая. Тиверию даже показалось, что тарскийку чем-то опоили. Однако на вопрос клирика: «Не раскаешься ли ты, дочь моя, что отдаешь себя этому человеку?» — она отчетливо произнесла: «Не раскаюсь, отец мой!»

Феликс взошел по одиннадцати застеленным зеленым бархатом ступеням и опустился в роскошное кресло гномьей работы, верой и правдой служившее четырнадцати Архипастырям. Еще несколько дней назад сама мысль об этом показалась бы ему чудовищной, но с тех пор произошло слишком много событий. Оставаясь в душе воином, Феликс перенес свалившиеся на его голову приключения с истинно рыцарским стоицизмом. Он знал одно — ему предстоит заменить Филиппа, заменить в те дни, когда на свободу вырываются какие-то странные и страшные силы. Страдать и сомневаться было некогда, надо было действовать. В Кантиску проникло предательство, и предстояло узнать, кто, кроме Амброзия, был замешан в убийстве Архипастыря.

Надо было принять меры предосторожности, чтобы убийство не повторилось. Надо было назначить нового командора Церковной Стражи, удалить в провинцию ненадежных кардиналов, доискаться, откуда же взялся господин Поррак, выявить единомышленников, разослать множество писем и, самое главное, довести до конца дело своего предшественника. Феликс знал, что может доверять Марко и Стефану в Таяне, Рене в Эланде, Добори с его людьми и Парамону в Кантиске. Всех остальных предстояло проверить…

Зал Розовых Птиц, в котором вот уже четыре века пировали в честь венценосных новобрачных, был ярко освещен. Каким бы ни было настроение короля и гостей, слуги сделали все, чтобы церемония прошла в полном соответствии с этикетом. Огромный стол на возвышении ломился от яств, цветов и золотой и серебряной утвари, в мраморных вазах по углам умирали белые лилии и красные розы, музыканты на хорах играли торжественно и нежно.

За Большим столом сидели члены королевской семьи и венценосные гости. Последних, впрочем, почти не было — не успели пригласить. Присутствовали только Рене Аррой и господарь Лах, сюзерен карликового горного княжества.

Тарскийский господарь сидел под замком и на свадьбу единственной дочери не попал. Вопреки мнению медикусов, Михай не умер, но это его, похоже, не радовало. Кровавый герцог, как втихаря стали его называть, часами молча простаивал у забранного решеткой окна и смотрел на далекие горы. Разговаривать с кем бы то ни было он не желал, но пищу принимал исправно и, похоже, рассчитывал в будущем вырваться из мышеловки.

Герика Годойя об отце не вспоминала или, по крайней мере, не говорила. С тех пор, как ей сказали о предстоящем замужестве, она вообще произнесла всего несколько слов. Больше всего тарскийка походила на заведенную куклу. Дрессировка, которой ее подвергали с детства, заставляла девушку правильно выполнить все стадии сложного свадебного ритуала. Она ни разу не ошиблась и ни разу не улыбнулась. Стефан выглядел немногим лучше. Бледный как смерть (что особенно подчеркивал роскошный зеленый колет), принц молча смотрел в свою тарелку, иногда отрывисто отвечая на неожиданные вопросы отца. Единственный, кто говорил громко и оживленно, был Рене. Не то чтобы адмирал был весел, просто он, как всегда, подставлял плечо друзьям.

Рассказы эландца о его былых похождениях, иногда страшные, иногда смешные, заставляли гостей то напрягаться, то от души хохотать. Иногда герцога сменял граф Гардани, вовремя задававший вопросы или припоминавший забавный случай. Невесте и ее подругам строгий этикет предписывал молчать, и молодую королеву это, похоже, радовало. Марита, мечтательно смотрела куда-то вдаль, видимо, вспоминая своего барда, зато Ланка откровенно страдала от вынужденного безмолвия. Не будь девушка связана обычаем, она не преминула бы выспросить у Рене подробности его путешествия к Острову Лиловой Скалы в обществе двух переодетых мужчинами дам и одного мужчины, изображавшего из себя женщину.

Приключения троицы на корабле Счастливчика Рене были весьма забавны, но принцесса так и не поняла, кого из двух красоток предпочел капитан. Если рыжую и веселую, то у нее, Ланки, есть шансы, но если темноволосую, робкую малышку… Принцесса почти с ненавистью взглянула на точеный профиль и бездонные глаза сидевшей рядом Мариты. Ланка никогда не завидовала чужой красоте. До последнего времени….

Музыканты закончили играть длинную мелодичную пьесу и разом подняли смычки. Все встали. Король поднялся последним и подал руку новобрачной. Герика вздрогнула, неловко зацепив пышным, трижды перехваченным жемчужной нитью рукавом высокий бокал. Нет, она все-таки не смогла до конца овладеть собой, ее прежняя покорная бесстрастность растаяла, как льдинка в горячей воде. Губы девушки побелели, из ставших вдруг огромными глаз рвался ужас.

Царственная чета покидала Зал Розовых Птиц.

— Бедняжка, — Рене сказал это, ни к кому не обращаясь, но Ланка услышала и неожиданно зло обронила:

— Сама виновата! Нельзя предавать свою любовь!

— Нельзя? — Аррой неожиданно резко повернулся к племяннице. — Мы всегда горазды судить других и оправдывать себя. Хуже, чем оправдывать, — жалеть…

— Нет, конечно, Стефан тоже виноват, но в таких делах решает женщина…

— В таких делах решает тот, кто сильнее.

Ланка не ответила.

Глава 20

Астен Кленовая Ветвь увидел во сне своего сына. Рамиэрль ехал по обсаженной с двух сторон высокими стройными деревьями дороге. Топаз и Перла бежали той легкой, неутомимой иноходью, которая позволяла им покрывать в день полторы, а то и две диа.

Рамиэрль спешил и был чем-то очень озабочен, Астен чувствовал это так ясно, словно бы сын сам ему об этом сказал. Вечерело. Над дорогой, крича, кружились большие темные птицы, чьи гнезда находились на деревьях. Других путников не было. Впереди показался небольшой городок. Уютный трактир с яркой вывеской гостеприимно подмигивал чистенькими окошками, но Рамиэрль даже не обернулся. Он торопился.