Светлана Жданова - Поймать Тень

На меня смотрели золотисто-карие глаза Калгна.

— Ведьма, — то ли уточнил, то ли позвал он. Кто их знает, единорогов?

— Согласна, — пожала я плечами, не желая отпираться. На утреннем солнышке лежать было более чем хорошо. Перевернувшись на бок, я с удовольствием подставила ему свое лицо. Может загар возьмется.

— С чем?

— Что я — ведьма. А у вас есть что еще мне предложить?

— Я пришел, чтобы проводить тебя на сбор табуна. Мы хотели поговорить с тобой.

— А он никак сюда не… Понятно, — скривила я губы, заметив обалдевшего от такой наглости единорога. — Мне надо принять ванну, выпить чашечку… — Хихикнув, я посмотрела на Калгна. — А это занятная мысль. Где у вас тут можно искупаться, чтоб вода была потеплей?

— Нас ждут, — нажал единорог.

— А утренняя ванна — нет. Не помывшись, никуда не пойду.

С самой недовольной миной, какую только можно сделать на лошадиной морде, Калгн проводил меня к небольшому источнику, из которого била теплая минеральная вода. Обрадовавшись, я плескалась в нем минут десять, смывая дорожную пыль, пот и остатки дождя. От полезностей, содержащихся в этой воде, кожа порозовела и стала куда более нежной. Что ж, я ведь женщина и могу побаловать себя таким удовольствием.

Единорог уже нетерпеливо переступал с ноги на ногу, а у него их не в пример некоторым — четыре. Мне все же пришлось выйти. Не утруждая себя такими формальностями, как одежда, я вернулась на полянку. Одеваться не хотелось, но пришлось, все-таки мероприятие намечается. Так как выбор был не большой, хм, мягко сказано, пришлось сооружать выходной наряд из того, что есть. Неизвестно как оказавшаяся в моих вещах белая ночная сорочка с оборочками пошла в дело. Сделав по бокам два разреза, я получила удобную вещь. Дело завершил длинный витой шнур от какой-то мебели, которым я по случаю побега перевязывала свои вещи. Подвязавшись им под грудью, я добавила тот ненавязчивый шик, которым в свое время так гордилась моя мачеха. И демонстративно вынула из-за пазухи оба кулона — золотую звезду и четырехлистник. Калгн покосился на них, но промолчал.

Он привел меня на большое поле, где уже собралось более двух десятков единорогов, затем мой провожатый встал где-то в стороне.

Меня внимательно осмотрели. Впрочем, я занималась тем же — изучала.

— Как тебя зовут? — обратился ко мне почтенных лет единорог.

Я посмотрела ему прямо в глаза и твердо сказала:

— Мое имя Таня Лил.

— Почему ты скрываешь то имя, что дали тебе при рождении? — поинтересовался другой. — В своем мире ты совершила преступление?

— Моего мира больше нет. Есть тот, который я делаю сама. Что касается преступления, то я вряд ли могла совершить что-то названое так громко. Хулиганство — может быть, но не преступление.

— Тогда почему изменила имя?

— Это логично. Когда один человек умирает, имя умирает вместе с ним. Для этого человека.

— У тебя есть враги?

— Врагов как таковых нет. Есть тот, кто хочет убить меня, и кого хочу убить я.

— Разве это не зовется враждой?

— Нет. Вражда предполагает равенство. А он не принимает меня за помеху. Для него — это просто ступень к более высокой награде. Для меня — долг.

— И кто же тот, кто не принимает мага, стоящего пред нами, в серьез? — спросил куда более молодой, но опытный и мудрый единорог. Он мне понравился. На моего папочку похож. Его коричневая масть играла на солнце, переливаясь золотистыми искрами.

— Тот, для кого я всего лишь человеческий маг, девчонка, посмевшая бороться за свою жизнь. К чему этот допрос?

— Скажи — кто твой враг, и я скажу — кто ты. Разве не так говорят у людей?

Я позволила себе усмехнуться:

— Разве единорогам надо говорить так много, чтобы они поняли, кто перед ними стоит. Если бы вас что-то во мне не устраивало, вы бы и приблизиться к долине мне не дали.

— Ты прошла наши преграды. Как тебе это удалось?

— Какие именно? — нахмурилась я, на всем пути ни разу не почувствовав магическую преграду.

— Расщелину в скалах и ступени.

— Ну, если вы называете расщелиной ту гору, словно расщепленную надвое, то нормально. А ступени я преодолела с помощью магии.

— Они не пропускают враждебную магию. А та расщепленная гора бывает таковой только для тех, кто чист душой, — лукаво улыбнулся (мне так показалось это лошадиное выражение) тот шоколадный красавец.

— Сломалась ваша расщелина. Чистоту души у меня может заподозрить только глухой, слепой дурачок. Да и то спьяна. Зачем вы меня позвали, обсуждать недостатки вашей охранной системы?

— Мы хотим узнать, правда ли то, что тебя сюда привело перо? И откуда ты его взяла.

— Это правда. Перо мне дала Вирь-ава. Моя спасительница и покровительница. Это путеводное перо я сама попросила. Хотела отплатить ей долг. Который никогда не отдать.

— Что за долг?

— Долг жизни. Она спасла меня. Дала мне жизнь. Как мать, которую я не знала.

— Кто ты, колдунья, — как-то очень серьезно взглянул на меня единорог, — раз за тебя заступается сама Богиня Мать? Если враги твои так сильны, а друзья верны, как гидра? Кто ты — прошедшая наши преграды и носящая знаки демонов стихий?

Я схватилась за звезду, висящую на моей груди.

В темных карих глазах единорога было что-то заставившее меня тяжело опустить голову и сказать:

— Всего лишь феникс, сгорающий в собственном пламени.

— Феникс — это символ незапятнанной чистоты. Значит, душа у тебя так же чиста.

Добрые глаза единорога вернули меня из странного состояния оцепенения.

— Эта птичка совершила много плохого. Как может не вымазаться в крови тот, кто убивал?

— А кто тебе сказал, что кровь отягощает душу? — лукаво посмотрел на меня единорог. Это становится диалогом, а не допросом на совете. Хм, занятно! — Душу портит зло. А в тебе его нет.

Пришлось кивнуть, признав его правоту. Не говорить же почтенному единорогу, что кроме разделки полудесятка демонов на мелкие запчасти, я еще развлекалась мелким жульничеством и крупным обманом.

— Ты сильная ведьма, мы это видим. Как и невероятную магию, опутывающую тебя словно кокон. Магию майя, неподвластную человеку, но лижущую твою кожу, как преданная собачонка.

— У меня никогда не было собаки, — улыбнулась я. — Взамен у меня есть преданное это. — И вытянув руку, я продемонстрировала сидящую на ней саламандру. — Вам не зачем знать грани моих сил и знаний. Вам не стоит знать то, что я скрываю.

— Мы не будем пытаться. Но в твоих глазах скрывается столько тоски, что мы не можем не делать попыток понять и помочь. Так уж устроены единороги. Мы не только можем помочь тебе. Но и просим твоей помощи.