Кира Стрельникова - Дикая и опасная

Его губы нашли мои, дрожащие и несопротивляющиеся. Долгий поцелуй с легким привкусом пива, горячие пальцы, добравшиеся до поясницы, мое колотящееся с безумной скоростью сердце… Я не заметила, как запястья стали свободными, просто в какой-то момент мои руки обвили шею Тима, прижимая ближе к себе, и я с удовольствием запустила пальцы в мягкие волосы, перебирая пряди и запретив себе думать вообще. По крайней мере сейчас. Верден прав, мне вредно думать в принципе, а уж в такие моменты тем более.

— Ты мое, родное, близкое до самой глубины души, — снова заговорил он и одним движением поднял футболку, освободив меня от нее. — Я не искал и не гнался за подобным, но так случилось, — пауза, и его губы касаются моих глаз, носа, щек безумно нежно, словно уговаривая не бояться. — И, Сонь, если бы не чувствовал, что тебе это тоже нужно не меньше, чем мне, ничего бы не было, даже несмотря на дурацкую связь…

Я всхлипнула и прикусила губу, крепко зажмурившись, плавясь от этих неожиданных слов, от напряжения, звучавшего в голосе Вердена, — он никогда таким не был, настолько открытым, сплошным обнаженным нервом. Он всегда держал себя в руках, всегда контролировал.

— Тим… — вырвалось у меня, больше похоже на стон, отчаянный и тихий.

Да что он со мной делает, зачем?! Я дура, потому что стада моих тараканов, похоже, неистребимы и размножаются со скоростью света, и тот злосчастный выпускной, точнее, его последствия запустили корни слишком глубоко в душу.

— Чего ты боишься, глупая моя? — Верден и не думал замолкать, продолжая одновременно ласкать меня и раздевать дальше — тихий щелчок, и лифчик полетел на футболку. — Я не собираюсь ничего требовать от тебя, Сонечка, ничего, чего бы ты сама не хотела… — Снова поцелуй, заглушивший мой очередной всхлип, когда ладони альбиноса провели по груди и чуть сжали, поглаживая ставшую дико чувствительной кожу. Казалось, по ней пробегали слабые разряды тока от каждого прикосновения. — Я всегда буду стараться делать только хорошо, и не только в сексе… — Он опустил руки ниже, занявшись застежкой на джинсах. — Открой глаза, Соня. Посмотри на меня.

Я послушно выполнила просьбу, озвученную требовательным, настойчивым голосом.

— Мы вместе, и от этого никуда не деться. — Верден дышал так же тяжело, как я, и… черт, его шальной, пристальный, какой-то голодный взгляд словно гипнотизировал, гася все возмущенные порывы на корню. — Но я никогда не буду пытаться переделать тебя под себя, — тихо продолжил он, справившись с пуговицей и молнией.

А я стояла и слушала… Слушала эти безжалостные в своей правдивости и одновременно такие болезненно-сладкие слова. Он вынимал из меня душу, перетряхивая ее, совершенно не считаясь с отчаянно вопящим от страха сознанием, цеплявшимся за нелепые отговорки о том, что мне все это не надо. Надо, еще как надо, он прав на все сто.

— Соня, Сонька, ведьма дикая, как мне достучаться до тебя?!

Последние слова походили на рычание, от которого пробрала дрожь до печенок, и у меня не осталось сил держать защитные заслоны.

— Заткнись, пожалуйста, замолчи, а… — почти неслышно прошептала я, отвернувшись, по щекам потекли непрошеные слезы.

— Не надо плакать, глупая, слезы не помогут… Ты сильная, я знаю, Сонь, только не закрывайся, не надо… — Его лихорадочный шепот проникал до самой глубины сознания, намертво впечатываясь в него, вплавляясь горящими буквами.

Я не могла пошевелиться, чувствуя себя до ужаса беспомощно, вздрагивая от каждого нового поцелуя в шею, ключицу, в грудь, потом ниже, в живот… Джинсы поползли вниз, мои пальцы непроизвольно уцепились за волосы Вердена, словно за последнюю соломинку. На мне остались только тонкие трусики, а он уже поднимался обратно, продолжая губами превращать мое тело в воск, а чувства и эмоции — в тугой переплетенный комок, пульсирующий желанием.

— Я не хочу, чтобы ты что-то обещала мне, — выдохнул Верден, упершись ладонями в стену около моих плеч и вглядываясь в глаза. — Я хочу, чтобы ты подумала. Просто подумала. И дала себе возможность быть другой. Настоящей… Не прятаться за нарочитой грубостью и резкостью…

Он как по живому резал, обнажая не только тело, но и душу. Да, не требовал ничего, но… отчаянно нуждался хоть в каком-то моем отклике, хотя бы иногда. Хоть в маленьком шажке, но навстречу, а не от него. Верден, Верден, альбинос проклятый, зачем ты тогда оказался поблизости?! Мы могли никогда не встретиться и прекрасно жить друг без друга, без этой мучительно-притягательной, безумно нужной близости. Без ночей, взрывавшихся разноцветным фейерверком и оставлявших после себя приятную усталость и умиротворение и чувство единения. Пронзительного ощущения, что есть кто-то, кто принимает тебя такой, какая есть, и не будет пытаться сломать, обтесать под себя, подавлять… Мама!.. Когда я осознала все это, жутко испугалась, что действительно ведь могло не быть. Я бы так и осталась замкнутой особой с кучей комплексов, огрызающейся на каждого, проявившего мало-мальское участие, и ведь могла никогда не попасть в Институт паранормальных явлений!

— Тим, хватит, — прерывисто вздохнула я и запустила ладони под его футболку, прижавшись лбом к плечу. — Хвати-и-ит…

Снова эти проклятые слезы, да что ж такое!

— Ну все, все, молчу, — ласковый шепот и прикосновение теплых ладоней к спине.

Да, молчит, но я-то услышала, слова остались в душе и ярко горели там, не позволяя забыть, задвинуть в дальний угол. Все, больше Верден не позволит мне убегать от правды, при каждом удобном случае заставляя видеть ее, чувствовать, ощущать. Сглотнув, я подняла голову и резко дернула футболку вверх, стащив с Тима. Осторожно коснулась крепких мышц на груди, провела по ним пальцами, потом, повинуясь какому-то дремучему внутреннему желанию, всплывшему невесть откуда, подалась вперед и прижалась губами к гладкой коже, слабо пахнувшей терпко-свежим гелем для душа, обвив руками талию Вердена. Ты мне нужен, просто капец как нужен, и хотя бы себе я в этом признаюсь, пусть от страха и обрывается все внутри. Но, прости, ты не узнаешь об этом… Не сегодня. Не сейчас. Я не могу измениться по одному щелчку пальцев. Прости, прости, прости-и-и-и…

Тим не шевелился, и только неровное тяжелое дыхание выдавало его эмоции. Мои руки на мгновение замерли на поясе его штанов, потом я решительно расстегнула ремень, пуговицу и молнию. По части одежды мы стали в равных условиях, но дальше продолжать мне Верден не позволил, взяв на руки и направившись к кровати. Сел на край, усадил на колени, неторопливо, аккуратно снял последнюю деталь одежды с меня — и вдруг одним быстрым движением переместил на постель, чуть потянув за лодыжки и не дав мне принять сидячее положение. Страх остро кольнул внутри, я резко поднялась на локтях, дернув ногами и попытавшись что-то сказать, но ладони Вердена мягко надавили на плечи, заставив снова опуститься на подушку.