Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Елена Владимировна Кисель
К этому Арделл не добавила ничего. Оперлась локтем на колено и уставилась на меня — готовая слушать в такой вот нелепой позе.
— Алапарды, убивая людей, продвигались к главной площади Энкера… Белая площадь, теперь площадь Явления. Там тоже были гуляния, так что и там они смели не меньше сотни человек. А затем их остановил ребёнок. Дитя Энкера, Чудо Энкера, Десятое Чудо Кайетты… у варгов нет для него особенного названия?
Арделл качнула головой.
— В общем, в момент всеобщего отчаяния на площади явилось чудесное дитя — канонично его изображают в белом, с золотыми локонами и синими глазами. Оно протянуло руку к алапардам — и…
Сарказм смялся, ссыпался в горло пеплом. От остатков чужой боли. Жутких картин, которые приходили после отцовских рассказов — на границе яви и сна.
— Они остановились. Сперва прекратили убивать, а после и вовсе поползли. Две окровавленные твари, по площади, которая когда-то была белой. К ногам ребёнка, словно к ногам своего господина или божества. И когда они доползли — они остались лежать там, у его ног, мертвыми. После этого Дитя Энкера исчезло.
За стенками «поплавка» шумела вода — будто толпа. Прислушайся — различишь горестные завывания и недоуменные вскрики. Услышишь неистовое рычание, переходящее в заискивающие взвизги. Прикрой глаза — увидишь алое на белом: белые камни и алые следы, белые одежды и алые пасти, и золото шкур и волос, и над всем этим — пронзительная, неземная синь.
Неба и глаз.
— С тех пор Ребёнок Энкера считается чудом. Десятым из девяти официальных чудес Кайетты — таких, как Камень, Кормчая, виры, «пустые элементы» и прочее… Может быть, потому что никто так и не смог его отыскать. Или не смог представить — что он такое: божественный посланник, или просто ребёнок с необычным Даром, или…
Показалось в полутьме — следят глаза. Серые, с приметными травянистыми разводами. Спрашивают — ну как, Рыцарь Морковка? Ты же скажешь это?
— Или один из ваших. Но ведь как раз варгом он не может быть, верно ведь?
— Почему же, господин Олкест?
«Где тебе знать, глупенький Рыцарь Морковка»… Ну что ж, ей придется сильно удивиться — сколько я знаю.
— Потому что все варги сосчитаны с рождения. И рождение любого из них ощущается остальными. Как и смерть. В одной из книг, которые я изучал… неважно. Словом, каждый из варгов ощущает рождение и смерть другого, где бы тот ни находился. Разумеется, я не представляю — как это происходит, и понимаете ли вы, кто именно рожден или умер…
— Не все и не всегда, — перебила Арделл. Обхватила себя руками за плечи — будто старалась отогнать внезапный озноб. — И это… легко спутать. Миг рождения и смерти на самом деле похож — это всегда словно волна потрясения, боли… нечто, что отдаётся в сердце и крови. Сложно описать. Лишь с годами учишься различать оттенки. Понимаешь, о жизни речь идет или о смерти. Наши старейшины, наставники — те ощущают и место рождения. После этого ребёнок воспитывается в общине.
Царапнуло, заскреблось внутри. Что значит — место рождения? Разве не все варги рождаются в общинах? Не могут же быть правдой эти сведения из трактата Филора Крайтонианца — о том, что варги похищают женщин…
— Однако Ребенку из Энкера было не меньше пяти лет, и если его сразу же не забрали из семьи в общину — значит, он не был рожден варгом. Впрочем, неизвестно и проходил ли этот ребенок Посвящение у Камня… и был ли вообще существом из плоти. А в некоторых источниках предполагают…
«Поплавок» качнулся, поднимаясь из водных глубин.
— Э-э-эть, клячки мои водные, поближе, поближе подгребай! — прорвался извне задорный голос Фрезы.
Вскоре я перепрыгнул на деревянный настил пристани. Развернулся было подать руку Арделл — но глава ковчежников уже стояла рядом со мной и махала Фрезе на прощание.
В окрестностях Энкера было тускло и пыльно. Когда-то здесь добывался мрамор — и заросшие карьеры до сих пор окружали город. Причудливой формы глыбы, древние обветренные ступени, расселины и мелкие озерца — высокая, облицованная серым мрамором стена вдалеке.
— Не сочтите за дурное любопытство… Но с чего вообще вас так интересует эта история? Я слышал, конечно, что вы увлечены этим вопросом…
«Над картами Энкера все штаны просидела», — это от Фрезы. «Интересоваться, как Гриз — загадкой Энкера», — от Аманды. «Повернулась на энкерской дитачке», — от Мел.
— Начать с того, что я в какой-то мере тоже Ребёнок Энкера. Родилась в тот день, — пояснила Арделл в ответ на мой недоуменный взгляд. — Не только я. То ли восемь, то ли десять наших. Словно что-то случилось… что-то настолько серьезное, что у женщин по всей Кайетте начались преждевременные роды — если они носили варгов. Моей матери, например, оставалось больше месяца до срока. А старейшины были просто оглушены: в один день обычно такого не бывает. Это было настолько примечательно, что День Энкера до сих пор считается знаме… что это с вами?
— Вам что… двадцать пять лет?!
Единый, не может же она быть всего на пару лет меня старше, ей с виду тридцать как минимум…
— На Луну Дарителя стукнуло, — призналась Арделл и встала напротив меня, чуть наклонив голову, с заинтересованным видом. — А вы-то думали — мне сколько?
— Два…дцать четыре, — зачем, зачем я опять начал краснеть?! Совсем неучтиво — поднимать вопрос возраста…
— Самая милая ложь, какую я видела, — прыснула Арделл. И смех на миг преобразил её лицо, выдав истинный возраст. — А я, на секундочку, работаю с Амандой и Лайлом Гроски. Господин Олкест, успокойтесь. Я-то думала, вы читали и выясняли что-то там про варгов — а до феномена возраста так и не добрались?
Теперь мы шли по дороге, окруженной возмутительно чахлыми кустиками — а от дороги вдоль простиралась перекопанная почва. Овраги и холмы, и рукотворные рвы. Два года назад один из провидцев провозгласил, что ему явилось Дитя Энкера и указало на древний клад в окрестностях города. Об этой шумихе даже газеты писали — и в Энкер рванулись все, кто хотел лёгких денег…
— Варги рано взрослеют и рано развиваются, — раздавалось слева. — Это начинается лет от пяти-семи — после первых проявлений Дара. К четырнадцати нас можно за восемнадцатилетних посчитать. А замедляться процесс начинает годам к тридцати. Так что в тридцать я буду выглядеть, скажем, на тридцать восемь. И в сорок — на тридцать восемь. А потом
