Генри Олди - Шмагия

— Что именно он сделал?

— Полагаю, скрутил наши судьбы в жгут. Прошлое, настоящее и будущее, все варианты сразу. Перетасовал, как колоду карт. Только у Сэптимуса с Элмером он еще и спрессовал судьбу в одной точке континуума: здесь и сейчас. Ничье тело не выдержало бы такого насилия…

— А как же вы остались живы?

— Могу лишь предположить. Берите любой вариант, на выбор. Судьбокруту не хватило сил на троих. Вернее, на пятерых: атака демания включала Ядвигу Швеллер и частично — Мэлис. Я успел закрыться «кисеей». Мне повезло, если это можно назвать везением. У вас есть особые версии?

— Нет. Сведения, предоставленные мне вами и Мэлис, слишком ограниченны.

— Очень любезно с ее стороны…

Юноша, в которого превратился охотник, скроил кривую ухмылку. Встал, заходил по комнате. Тихий скрип половиц. Тихий, скрипучий голос Цвяха:

— Родитель демания — наша очаровательная крошка Зизи. Это очевидно. Но примите во внимание: лилипутка — шмага. Бывшая шмага!

— Я в курсе. Ее «синдром ложной маны» исчез пять лет назад. Подтвердив ваши догадки.

— Но почему Судьбокрут принял облик родителя?! — охотник предвосхитил следующий вопрос колдуна. — А вчера, во время драки, пытался принять мой?…

На миг остановившись, Фортунат в раздумье дернул себя за отсутствующую бороду. Пальцы нащупали гладкий подбородок юноши и соскользнули.

— Проклятие, сплошные загадки! Тут объяснений может быть несколько, а значит — ни одного достоверного. Впрочем, отложим. Меня куда больше интересует другое. Когда мы заставляли демания вторгаться в судьбу короля, он кричал: «У меня не получается! Я могу наоборот…» Эта фраза не идет у меня из головы. Что демон хотел сказать?

Тает запах гари над судьбами Искорки и Тиля. Битва у дома Швеллеров закончилась без жертв. Троица любителей ухи так и не полакомилась варевом из черного петуха отпущения…

Мускулюс вздохнул.

— Пожалуй, я в силах растолковать смысл реплики демания. Но для начала вам следует знать: Янош Кручек здесь, в Ятрице. И парень знаком с нашим замечательным Судьбокрутом.

Малефик нарочно выдержал паузу, дабы полюбоваться изумлением венатора.

Но удовольствие было испорчено: на лестнице раздалась тяжкая поступь Леонарда Швеллера. Контрапунктом уверенным шагам хозяина по ступенькам дробно стучали каблуки второго человека.

— Вы позволите?

Вежливый вопрос шел воздвигшемуся в дверях хозяину дома, как корове седло. Но за дни пребывания в Ятрице колдун успел привыкнуть к новому мастеру Леонарду.

— Прошу вас. Что-то стряслось?

— Ага, — мрачно прогудел Швеллер. — Давай, обормот, излагай…

Слегка посторонясь, он за шиворот втащил в комнату Яноша Кручека. Вид у парня был праздничный: волосы дыбом, рубаха драная, лицо в мелких ссадинах. Будто с ежом целовался.

В глазах — паника. Хоть и пытается держать марку, гордец.

— Прибежал ни свет, ни заря, меня разбудил… Давай про какую-то берегиню орать! Руками машет, ветряк ветряком. Мало что по стенам не скачет, дурила. Я и решил, мастер колдун: берегини по вашей части…

Швеллер ловко повесил масляный фонарь, который принес с собой, на крюк в стене. Разговаривая, кожевник глядел отнюдь не на колдуна, а на Фортуната Цвяха. Оценивал, щурился. Мол, что за гуся мастер Андреа в дом ночью привел? Под конец тирады кивнул своим думам, отвел взгляд. Колдун — человек серьезный, кого ни попадя тащить не станет. Раз пригласил — значит, надо. И более гостем подчеркнуто не интересовался.

Янош же вообще не обратил на Цвяха внимания.

И напрасно.

— Что ж ты, стервец, творишь?! Из дома удрал?! Об отце подумал?!

— Сдурел?! — вытаращился Кручек-младший на «ровесника».

— Ах ты, башка твоя дубовая…

Тело и замашки юнца взяли-таки свое: Фортунат взбесился. Шальная кровь ударила в голову. Подскочив к Яношу, Цвях влепил парню звонкую оплеуху. Янош пошатнулся, чуть не упав, но устоял и в ответ съездил охотника на демонов кулаком по роже, расквасив нос. Быть бы изрядной драке, если бы мастер Леонард и мастер Андреа, знатные миротворцы, не поспешили скрутить «подопечных». Словно по уговору, два здоровяка согнули худосочных драчунов в бараний рог, показали им кузькину мать и растащили по углам.

— Пустите! Я этому крысюку сейчас пшена натолку!…

— Пустите, коллега! Поговори мне, сопляк! Отец тебя дома ремнем…

Оба рвались продолжить выяснение отношений. Однако случаются казусы, когда телесная сила решает исход дела. Вырваться ни магу, ни шмагу не удалось.

— Да кто ты такой, крысюк белобрысый?!

— Ремнем! По заднице! До крови!

— Пасть заткни! Еще раз отца моего помянешь… И тут Фортунат внезапно успокоился.

— Коллега, сделайте любезность, перестаньте крутить мне руки. Все, проехали. Я хочу достать платок — у меня идет носом кровь. Хорошо врезал, сопляк… научился в бегах…

Мускулюс отпустил венатора. Тот уселся на стул, запрокинул голову и принялся промокать кровь батистовым платочком, извлеченным из кармана.

— Холодненького бы… водички… Янек, сбегай к колодцу!

— Меня-то откуда знаешь, балбес? — с подозрением осведомился Янош. Но вырываться перестал. Воинственный пыл угас. На щеке парня, обласканной Цвяхом, расплывалось багровое пятно: от скулы до подбородка. Такой себе односторонний стыдливый румянец.

— Вопросы здесь задаем мы! — ответил за охотника Мускулюс, чудом сдерживая хохот. — Ты, кажется, хотел поделиться новостями?

— При этом гаде не буду! — набычился Янош.

— Будешь, молодой человек. Еще как будешь. Этот гад… хм-м… этот славный отрок, — вспомнив манеры лейб-малефактора Нексуса, колдун ехидно покосился на Цвяха, — мой напарник. Судя по итогам, вы с ним квиты. Мастер Леонард, сделайте милость, отпустите юного нахала. Иначе ему будет трудно каяться.

Швеллер разжал медвежьи объятия. Показал парню огромный кулак: смотри, мол, у меня! Второй стул отчаянно заскрипел под кожемякой. Янош вздохнул полной грудью, как перед броском с кручи в реку. Парень изменился: собранный, жесткий. Деловито пригладил волосы, одернул рубаху. Во взгляде больше не таилось панического ужаса. Словно явился на доклад с важным сообщением.

— Я ее встретил дней десять назад. В лесу.

Он бежал не из дома. От жалости и сочувствия бежал он.

Рай, похожий на ад. С детства, с того дня, когда взрослые дураки выдумали себе особенность маленького, самого обычного Янека. Заискивающий, влажный взгляд отца. Бодряческие шуточки дяди Фарта. Умиление прислуги: так радуются проказам слабоумного. Терпение отцовских коллег. Равнодушная покорность, с которой они выслушивали больного мальчика. Восторг друзей с возрастом оборачивался зевотой. Скука пятнала лица вчерашних товарищей по играм. И самое ужасное: клятва отца и дяди Фарта. Они думали, Янек — дитя. Думали, он ничего не понимает. Не видит, как клятва сжигает обоих день за днем, год за годом. Взрослые, любимые дураки.