Владимир Васильев - Идущие в ночь

Хлопнули створки ворот. Кто-то из людей Беша выглянул посмотреть, что происходит, и почему так тихо. И сразу стало громко. Несколько самых расторопных бросились в разные концы улицы — нагнать убийцу, который посмел напасть на человека Беша у самого бешевского логова. Я понимала, что смерть Унди их не слишком огорчила, что они рванулись разыскивать убийцу не столько из-за Унди, сколько потому, что тот нарушил территорию шайки — и всё равно чуть не побежала вместе с ними.

Но я ещё с крыши видела, что улица была пуста от перекрёстка до перекрёстка. Умирающий Унди появился словно бы ниоткуда у самых ворот. А его убийца не появлялся вовсе. И это было странно, чудовищно, непонятно — но мне было слишком больно, чтобы я могла ещё и удивляться. Или пугаться. Или пытаться понять.

Я словно приклеилась к столбу, не в силах сделать даже шаг в сторону. Меня отодвинули с дороги, как неживой предмет. Бездыханное тело Унди затащили во двор, прибежала старая повариха Фонья и заголосила над телом, на её вопли откликнулись собаки — и наши, и соседские…

А я, когда наконец смогла шевелиться, убрела прочь, чтобы ничего этого не видеть. Всё случилось так быстро — так быстро, так непонятно и так непоправимо. Я не могла поверить, что Унди больше нет. Я шла, спотыкалась, оборачивалась, смотрела на неровную цепочку своих следов в пыли и бессмысленно повторяла «Как же так? Ну как же так?» Мне хотелось идти, не останавливаясь, пока хватит сил — чтобы моя безнадёжная боль устала брести следом и осталась позади. Мне хотелось не думать, не чувствовать, не существовать в этом глупом и несправедливом мире, где можно вот так запросто потерять человека.

Навсегда потерять. Насовсем.

Четтан равнодушно смотрел на меня из небесной выси. Светилу было безразлично, что старый пьяница Мышатник больше не увидит его…

И ведь я даже не поняла последних слов Унди. Я не знаю, что они значат. «Иль» и «гор»… Или это было одно слово? «Ильгор»? Что хотел сказать мне Унди, умирая? Что?

Его хоронили на следующий день. И Беш, и могильщики, и отпевавшие покойника Чистые братья — все торопились покончить с неприятным делом до праздника урожая. А я была рада, что похороны моего учителя пришлись на синий, меарский день, и мне не надо быть вместе со всеми на кладбище. Ну, а Карсу туда, понятное дело, брать не стали.

Быть может, мне хотелось оставить себе лазейку — возможность думать об Унди так, словно он когда-нибудь вернётся? Глупо, конечно. Но… ведь я не видела своими глазами, как засыпают землёй его тело.

Не видела.

Кто-то дёрнул меня за рукав. Негромко заворчал вулх. Прежде, чем я успела обернуться, откуда-то у меня из-под коленки прозвучал скрипучий голосок:

— Зачем тебе гусь, раз ты его не ешь? Отдай мне!

Я тихо ахнула.

Раскорячившись на деревянном полу, ко мне тянул кривые ветки сучковатый пенёк. Маленькие чёрные глазки-ягодки воровато поблёскивали в трещинах коры.

— Смутные дни! — восторженно сказала я. — Корняга?! Не может быть! Ты откуда?

— Из леса, — проворчал корневик. — Жрать дашь?

Я не глядя отрезала гусю ногу и протянула Корняге. Мне, конечно, было интересно взглянуть, как лесной пенёк будет расправляться с гусём. Но ещё интереснее мне было узнать, как он оказался в Сунарре.

— Жри, только отвечай как следует, — сурово сказала я. — Неужели ты за нами увязался?

Корневик разинул пошире дупло, которое заменяло ему рот, сунул туда гусиную ногу, захлопнул дупло и несколько мгновений напряжённо таращился прямо перед собой. Потом встряхнулся — только сучья затрещали! — и снова открыл дупло со словами:

— Ещё жрать дашь?

— Тьма тебе за шиворот! — уважительно отозвалась я и потянулась за второй гусиной ногой. Однако в последний момент спохватилась и предложила мясо вулху. Вулх мгновенно захрустел косточками, а Корняга скрипуче вздохнул.

— Сначала расскажи, — ехидно напомнила я. — А то знаю я твою привычку исчезать на полуслове. Так как ты здесь оказался?

— Люди привезли, — ответил корневик, скосив блестящие глазки на гуся.

— А сами они где? — спросила я.

— Во-он, пиво собрались пить, — махнул корявой веткой пенёк.

Я посмотрела туда, где за дубовым столом рассаживались четверо здоровенных лбов. Больше всего они мне напомнили разбойников, с которыми по милости Корняги нам пришлось свести знакомство в первый же день скитаний по Диким землям. То ли из соседней шайки лесные братцы, то ли остатки той самой, с которой мы разобрались у озера.

— Так это они тебя пиво пить научили? — догадалась я.

Корняга кивнул. Я с сожалением посмотрела на свою почти полную кружку и молча протянула ему. Корняга так же молча принял кружку и вылил её содержимое тёмной струйкой себе в дупло.

— Хорошее пиво, — проскрипел он с видом знатока.

Я вдруг рассердилась. И чего это я погань лесную в друзья записала? Пивом пою, мясом угощаю… А он мне, между прочим, врал без зазрения совести неоднократно.

— Значит, когда я тебя в лесу про Каменный лес спрашивала, ты сказал, что ничего не знаешь, — зловещим тоном произнесла я. — А какого джерха вы с дружками здесь делаете? Куда это вы шли, что в Сунарру попали?

— За тобой, госпожа, — охотно ответил пенёк и протянул ко мне кривую ветку. — То есть за вами.

Мда-а… Хороша история. Я задумчиво отхватила кинжалом кусок мяса от остывшей тушки гуся и отдала корневику. Шли, значит, по нашим следам четыре дуболома и пень корявый. Да так умело шли, что мы-люди их не заметили, а мы-звери не учуяли. И красным днём шли, и синим — не зная ни сна, ни отдыха. И след наш запутанный за семь — то есть за семь и семь, всего четырнадцать — дней не потеряли. Ушлые ребятки. Непростые. Что за люди эти четверо? И люди ли они вообще? И зачем они, интересно, нас выслеживали?

— А зачем это вы нас выслеживали? — мрачно спросила я.

— Меч твой нашему колдуну сильно понравился, — проскрипел Корняга.

— То есть ножны.

Ух, Тьма! Ещё и колдун… Не он ли на нас живое облако вчера натравил? Магические ножны я никому не отдам! Мне вдруг расхотелось задавать Корняге дальнейшие вопросы. До Сунарры лесная компания вслед за нами дошла — ну и демон с ними, всё равно их теперь можно в расчёт не брать. Отсюда им уже не вырваться. Только я им это сообщать не стану. Я с ними вообще разговаривать не желаю. А желаю я, кажется, поскорее убраться из таверны.

И Кхисс что-то задерживается… Да уж, лучше я его снаружи подожду.

Я смахнула остатки гуся в кожаный мешок, а мешок сунула в походный двумех, который держала под столом.

Корняга жалобно скрипнул, но смолчал.