Катя Зазовка - Ворожея

— Ты что ж это, милок, иль на бабушку напасть вздумал? У меня ведь и взять-то нечего. Скорей уж я у тебя подаяния попрошу.

Алесь устыдился своего клинка и тут же вернул его за пояс да, как водится, поклонился женщине, открыв тем самым за своей спиной Гедку и Милаву.

— А что ж твои спутники мне не кланяются? — сузила выцветшие очи старуха.

Ворожея вышла из своего укрытия и потащила следом упирающегося Гедку. Но малец вырвался и снова спрятался за Алеся. Милава пожала плечами и отдала дань приветствия бабушке.

— Вот, возьми-ка, — Алесь выудил из кошеля монету и сунул в морщинистые руки. Старуха ухватила крепкую мозолистую кисть, погладила, а монетку спрятала где-то в складках изодранной юбки.

— Благодарствую, молодец, пусть тебе за все твои дела воздастся!

— Ты куда путь держишь, бабушка? — спросила Милава.

— Да тут недалече село славное есть, говорят, там кожевенники знатные. Хочу себе сапожки прикупить, чтоб в Вырае было чем красоваться.

— Не ходи туда, бабка, — предостерег Алесь. — Там нынче опасно. Дела странные творятся, хворь невиданная гуляет.

— А ниче, внучек, мне уже столько годков, что никакая хворь на мое немощное тело не позарится. Это вам, молодым, час напасти бояться. А мне что. Пойду я, — старуха поковыляла к Ласкавне.

— Может, проводить тебя? — предложил сын старосты.

— Благодарствую, молодец, сама я, — довольно проскрипела старуха и потелепалась к деревне. Алесь попытался было за ней пойти — мол, не дело это бабке не помочь, но Гедка вцепился в его рубаху мертвой хваткой.

— Да что с тобой такое? — попытался вырвать край своей одежи сын старосты. Малец с побелевшими губами от страха только мотал головой.

— Пущай идет, Алесь. День только-только начался, а до Ласкавны рукой подать, — молвила Милава, перебегая темными очами со старухи то на Гедку, то на Алеся. Молодец пожал плечами, нехотя дозволив бабке одной ковылять к селу.

— Да оставь ты мою рубаху, Гедка, она уже по швам трещит.

— Что такое, малыш? — мягко спросила Милава. Никакой напасти она не чуяла. — Чего испугался? Учуял кого?

Малец понесся вперед. Алесь покрутил пальцем у виска — мол, не зря ж его юродивым кличут, и поспешил следом. Милава — за ними. Скоро они очутились недалече от хижины Лютовера. Гедка остановился и принюхался. Алесь глядел на него и не разумел, что происходит. Несколько раз он пытался выведать у ворожеи, куда и зачем они вообще идут, но ответа так и не дождался.

— Туда, — указал малец и взял чуть правее от хаты. Милава побежала следом. Она была так возбуждена оттого, что они вот-вот найдут одежу ужалки, что не сразу приметила — Алесь за ней не идет. А когда обернулась, то вздрогнула. Он лежал на траве ничком.

— Алесь! — вскрикнула ворожея и подбежала к нему. Тот не шевелился. — Алесь! — испуганно затормошила богатыря девица. Наконец он пришел в себя, с трудом разлепил веки, сел. Потряс головой:

— Что это со мной? Такая слабость в теле, точно я захворал.

— Ты просто устал, — утешила его Милава, а с души будто валун свалился — хвала богам, жив. — Не диво, ведь сколько ночей толком не спал, да вечно то дверь тебя сыщет, то когти да клыки.

— Ты права, — согласился Алесь. К ним подоспел Гедка и как-то странно поглядел на молодца. — Ты чего?

Малец, ни слова не произнося, указал на правую руку Алеся. Милава сдержала вскрик. Кисть претворилась в изъеденную язвами плоть, точно гнила уже не день, а седмицу.

— Что это со мной? — испугался сын старосты.

— Она, — прошептал Гедка, указав в сторону, где они повстречали старуху. Милава ничего не могла понять. Старуха ведь не выглядела хворой. Ворожея потянулась к обезображенной руке, чтобы получше рассмотреть язвы, но Алесь отполз в сторону, всполошенно предостерег:

— Не трогай меня! Наверняка я заразен!

— Не волнуйся, я сумею тебя излечить, — заверила его Милава.

— Надобно спешить, — сказал Гедка, настороженно озираясь.

— Алесь, побудь тут, мы сейчас вернемся, — у нее на душе стало неспокойно — Алеся бросать не хотелось, но промедление могло им многого стоить.

— Иди, со мной все добре. Я вас тут дождусь, — улыбнулся сын старосты. Милава с грустью кивнула.

Гедка устремился вперед, ворожея бросила еще один взгляд на Алеся и побежала искать кожу ужалки. Через десятка два шагов сын вдовицы остановился и указал на старое ссохшееся дерево. Трудно было даже сказать, какое именно. Оно не имело ни листьев, ни даже кроны. Так, старая трухля с огромным дуплом.

— Она там.

Милава подскочила к дуплу и сунула руку. Кисть утонула в чем-то мягком. Это оказался ворох козьей шерсти. Хитер Лютовер! Ведает, что змеи шерсти страшатся. Вот почему ни сама Яромила, ни сестры ее, ни даже их царь-батька до сих пор ничего не сыскали. Ворожея ворошила шерсть, покуда не нащупала гладкую, холодную кожу. Потянула за нее. На свет показалась длинная змеиная шкурка, чешуя так и переливалась на солнце.

— Положи туда, где взяла! — пророкотал знакомый глас. Милава обернулась. Сжимая огромной ручищей тоненькую шею Гедки, пред ней стоял Лютовер. — Или я одним щелчком это отродье в Вырай отправлю!

— Нет, погодь, охотник! — ворожея сжимала в руках змеиную одежу.

— Ну же! — потребовал он — и ей сдалось, что она услыхала, как натянулись жилы на тоненькой шее.

— Все-все! Кладу, только оставь его, — Милава принялась заталкивать кожу обратно. — Отпустил бы ты Яромилу, Лютовер, — мягко и осторожно попросила она.

Охотник расхохотался так, что поднял птиц с деревьев.

— Ты мыслишь, что я просто так отдам свое сокровище?! Что ж я, задаром с ведьмаркой на сене катался? Зазря все ее капризы исполнял? Да ни в жизнь бы, кабы она мне не открыла, где дерево ужалок искать надобно!

И тут Милаву осенило! Она малость не затряслась от страха! О боги светлые! Боги милостивые! Стало быть, Кукоба не только кузнеца, а и Лютовера соблазнила. А ведь они братья — от одних батьки да мамки! Ворожея явственно ощутила, как заледенели кончики пальцев. Ведала она, кого таким чином призвать к себе можно: прислужниц самой Паляндры! Значится, давно уже Кукоба свою обиду на селян скопила да и замыслила всех извести. А ее, дурочку, так, пугала всего лишь, чтоб дар свой, что собирала да приумножала всю жизнь, в пустоту не растратить. Стало быть, уступила богиня смерти свою прислужницу черной ведьмарке. Милава даже мыслить страшилась, с кем ей бороться доведется. Ежели, конечно, охотник отпустит. А ведь прислужницу еще узнать надобно. Она ж в любом обличье явиться может, почитай, в любую сущность вселиться умеет.