Филип Пулман - Янтарный телескоп

Вслед за Уиллом встала и Лира. Ее рана снова открылась, и струйка свежей крови потекла по щеке, но она смахнула ее.

— Уилл, — сказала она, — я так рада, что мы спустились сюда вместе…

Он уловил в ее голосе знакомую нотку, а на лице — знакомое выражение, которые нравились ему больше всего на свете, и догадался, что она задумала что-то дерзкое, но еще не готова об этом заговорить.

Он кивнул, показывая, что понимает.

Девочка-дух прошелестела:

— Сюда… идите с нами… мы найдем их!

И у обоих возникло очень странное ощущение: словно руки маленьких духов проникли прямо к ним в грудь и легонько тянут за ребра, приглашая следовать дальше в страну мертвых.

И они двинулись в путь по этой бескрайней унылой равнине, а гарпии кружили над их головами, все выше и выше, и кричали без умолку. Однако они больше не приближались, и галливспайны летели рядом, не теряя бдительности.

По дороге духи завели с ними разговор.

— Извините, — сказала одна девочка-дух, — но где ваши деймоны? Простите меня, что спрашиваю, но…

Ни на миг Лира не забывала о своем драгоценном покинутом Пантелеймоне. Горло ее сжалось, и Уилл ответил за нее.

— Мы оставили их снаружи, в безопасности, — ответил он. — Заберем на обратном пути. А у тебя тоже был деймон?

— Да, — ответила девочка. — Его звали Сандлинг… ах, как я любила его…

— И он уже определился? — спросила Лира.

— Нет, еще не успел. Он думал, что станет птицей, а я не хотела, потому что мне нравилось, когда он по ночам пушистый в постели. Но он все чаще и чаще делался птицей. А как зовут твоего деймона?

Лира сказала ей, и духи опять жадно столпились вокруг: каждому из них не терпелось поговорить о своем деймоне.

— А моего звали Матапан…

— Мы всегда играли в прятки, она менялась как хамелеон, и я совсем не мог ее найти, она так ловко пряталась…

— Я однажды повредила глаз и ничего не видела, а он отвел меня домой…

— Он никак не хотел определяться, но я хотела стать взрослой, и мы часто спорили…

— Она всегда сворачивалась клубочком у меня в руке и засыпала…

— Они все еще есть где-нибудь, не здесь? Мы увидим их снова?

— Нет. Когда ты умираешь, твой деймон просто гаснет, как свечка. Я сама видела. Правда, я не видела моего Кастора… так и не попрощалась с ним…

— Их нет нигде? Но где-нибудь они же должны быть! Мой деймон точно где-нибудь есть, я знаю!

Теснящиеся духи разволновались, глаза у них заблестели, а щеки потеплели, словно путники поделились с ними своей жизнью.

— Есть тут кто-нибудь из моего мира, где у людей не видно деймонов? — спросил Уилл.

Худенький дух-мальчик примерно одного с ним возраста кивнул, и Уилл повернулся к нему.

— Да, — последовал ответ. — Мы не понимали, кто такие деймоны, но знали, каково это — остаться без них. Здесь есть люди из самых разных миров.

— А я знала свою смерть, — вмешалась одна девочка. — Все время знала, пока росла. Когда я слышала разговоры про деймонов, мне казалось, это что-то вроде наших смертей. Теперь я по ней скучаю. Я никогда больше ее не увижу. «Мне конец», — вот последнее, что она мне сказала, а потом пропала навсегда. Пока она была со мной, я знала, что на свете есть кто-то, кому я могу доверять, и этот кто-то знает, куда мы идем и что надо делать. Но ее больше нет, и теперь я совсем не понимаю, что будет дальше.

— Дальше ничего не будет! — раздался новый голос. — Ничего и никогда!

— Ты-то почем знаешь? — возразил другой. — Они же вот пришли! Уж такого точно никто не ждал! — Дух явно говорил об Уилле с Лирой.

— Это первое, что здесь случилось за долгое-долгое время, — сказал дух-мальчик. — Может быть, теперь все изменится.

— А что бы ты сделал, если бы мог? — спросила Лира.

— Снова поднялся бы в тот мир!

— Даже если бы тебе сказали, что ты увидишь его еще только один раз, ты все равно согласился бы на это?

— Да, да! Конечно!

— Ну ладно, сначала мне надо найти Роджера, — пробормотала Лира. Новая идея не давала ей покоя, но первым о ней должен был услышать Уилл.

На бескрайней равнине, заполненной сонмами духов, возникло медленное всеобщее движение. Дети не могли этого заметить, но Тиалис и Салмакия, летящие над ними, видели, как маленькие бледные фигурки стали перемещаться; вся картина напоминала миграцию огромных птичьих стай или стад северных оленей. В центре этого движения находились двое живых детей, неуклонно шагавших вперед; они не увлекали духов за собой и не следовали за ними, но представляли собой точку, на которой каким-то образом фокусировалось внимание всех духов.

Шпионы, мысли которых неслись еще быстрее, чем их крылатые кони, обменялись взглядом и заставили стрекоз сесть рядышком на сухой сморщенной ветке.

— А у нас есть деймоны, Тиалис? — спросила дама.

— После того как мы сели в лодку, я почувствовал себя так, словно у меня вырвали сердце и бросили его, все еще бьющееся, на берегу, — ответил тот. — Однако это было обманчивое впечатление: ведь мое сердце по-прежнему стучит у меня в груди. Выходит, какая-то моя часть и вправду осталась там вместе с деймоном девочки — да и ваша часть тоже, Салмакия, потому что вы осунулись и руки у вас побелели и высохли. Да, у нас есть деймоны, хоть мы их и не видим. Возможно, люди из Лириного мира — единственные, кто знает своих деймонов в лицо. Наверное, поэтому мятеж и начал именно один из них.

Тиалис спешился и надежно привязал стрекозу к ветке, а затем вынул магнетитовый резонатор. Но, едва дотронувшись до прибора, остановился.

— Нет отклика, — мрачно промолвил он.

— Значит, мы отрезаны от всех миров?

— Во всяком случае, помощи ждать неоткуда. Что ж, мы знали, что отправляемся в страну мертвых.

— Этот мальчик пойдет с ней хоть на край света.

— Как вы думаете, его нож откроет нам обратную дорогу?

— Думаю, сам он в этом уверен. Но я… я не знаю, Тиалис.

— Он еще очень молод. Оба они молоды. Знаете, если она не переживет этого путешествия, то вопроса, сделает ли она правильный выбор перед лицом соблазна, попросту не возникнет. Это уже не будет иметь значения.

— По-вашему, она уже выбрала? Когда решила оставить на берегу своего деймона? Может, именно этот выбор ей предстояло сделать?

Кавалер глянул вниз, где миллионы обитателей страны мертвых тянулись за ярким, живым пятнышком по имени Лира Сирин. Отсюда он едва различал ее волосы — легчайшую пушинку в сумерках, а рядом сильным, густым мазком темнела черноволосая голова мальчика.

— Нет, — ответил он, — вряд ли. Пожалуй, главный выбор у нее еще впереди.