Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака

– Хорошо-хорошо… – сказал Огель.

– Эй, что вам нужно?!

«Цирк да и только. Тоже мне воины».

Среди единорогов тем временем возникло волнение, они расступились, и в образовавшийся проход стал протискиваться огромный жеребец – таких я в жизни не видел – с лиловой гривой и мордой, словно высеченной из камня. Голова его было шишковатой, а шип был в несколько локтей длиной – более всего он напоминал шпиль башни. Несомненно, это был сам Эпирукий. Он казался очень суровым и злым.

Единороги явно предпочитали лошадиное обличье, иначе в общении с людьми они выглядели бы как люди.

Окруженный яростными единорогами, я почувствовал, что, кажется, мой последний час настанет очень скоро.

Кони под воинами заволновались. Они заприметили симпатичных лошадок, и теперь их усмиренные души рвались к свободе, они видели сотни неоседланных единорогов и ощущали опьяняющий вкус вольной жизни. Кони забили копытами…

– Э-э-э! – закричал Огель. Его сбросили первым, он тяжело рухнул в пыль и вскочил на ноги, но его жеребец быстро смешался с ощерившейся остриями в нашу сторону толпой.

Увидев, что животные сделались неуправляемыми – они вставали на дыбы, били копытами, выгибали спину и старались всеми силами скинуть седоков, – остальные воины поспешили спрыгнуть на землю. Почти сразу лошади покинули своих всадников – только они их и видели.

Эпирукий приблизился почти вплотную, незаметно для глаза обратился в массивного человека со светлой кудрявой шевелюрой и ухватил меня за запястье крепкой жилистой рукой.

– Ты умрешь! – проревел он мне прямо в лицо, сильно забрызгав меня слюной.

«Все понятно, значит, лошадок уже нашли…»

– Ты убил наших сестер…

Увидев, что мои новые знакомцы глядят на меня так, словно я виновен во всех грехах еще со времен Сотворения мира, я поспешно выкрикнул:

– Ваши сестры чуть не прикончили меня – мне пришлось защищаться!

– Ты не хотел стать единорогом – ты достоин смерти!

– Эй, любезнейший! – Командир отряда выхватил меч и резко приставил его к горлу Эпирукия. – Я вот сейчас тебе горло перережу, тогда ты уже не будешь тут сердито вякать.

«А парень-то оказался весьма расторопным малым, – подумал я, – не ожидал от этих крестьянских рекрутов подобной прыти».

– Это не ваше дело, – выдавил Эпирукий, стараясь говорить очень аккуратно, чтобы случайно не напороться острым кадыком на лезвие меча. Он шумно проглотил слюну.

– Ты давай-ка лучше, – сказал отважный парень, – попроси этих своих единорогов разойтись по-хорошему, мы убираемся отсюда… И этого, как там ты его назвал, забираем с собой.

Эпирукий моргнул одним глазом, и толпа его подданных нехотя посторонилась, давая нам пройти. Мы проследовали через живой коридор вместе с их королем, который осторожно переступал ватными от страха ногами.

– В родном селе я пахал на лошадях, – поделился с ним командир отряда, – но лошади были, как правило, слабые, много на них не вспашешь, а вот на тебе я бы вспахал целое поле… Да на тебе не то что пахать, тебя можно для перетаскивания бревен использовать – силищи-то вон сколько.

Эпирукий скрипнул от злости зубами, но смолчал: сейчас он был полностью во власти человека.

– И даже не думай о том, чтобы снова превратиться в лошадь… – продолжал тот, – ой, прости, в коня… тебя, кажется, задела моя ошибка, лошадь…

Воины шли, обнажив мечи и держа на изготовку щиты, чтобы защититься от направленных на них шипов. Они были готовы принять бой в любой момент – вот тебе и деревенщина… Но единороги опасались нас трогать: мы овладели их королем. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Кажется, мне удастся избежать и этой опасности. Сам всевышний послал мне на подмогу этот отряд…

Мы отошли от табуна единорогов на несколько шагов, когда вдруг из угрожающей, напряженной толпы появился мой длинноухий приятель. Или, вернее, тот, кем он стал.

Несмотря на то, что во лбу у него теперь посверкивал шип – спасибо зелью единорогов, – я с радостью шагнул к нему, потому что решил, что он одумался и направляется ко мне. Но длинноухий только раздраженно мотнул в мою сторону головой и внезапно кинулся на храбреца, державшего меч у горла Эпирукия. Я не успел даже вскрикнуть, как мой бывший конь отшвырнул меня и еще нескольких воинов. Шлем с вензелем слетел с головы несчастного, когда длинноухий врезался в него и проткнул ему грудь. Эпирукий мгновенно ухватил главного за руку, но тот все же успел слабо чиркнуть его по горлу, после чего уронил меч и рухнул на пол. Король единорогов грязно выругался и, приложив ладонь к длинной, но неглубокой царапине, помчался прочь. Я ошарашенно смотрел, как длинноухий, совершив убийство, разворачивается и бежит рядом с Эпирукием обратно к табуну. Он и раньше не отличался покладистым характером и частенько порывался кого-нибудь изувечить, но теперь он совершил открытое предательство. Он предал меня. Быть может, сам того не сознавая, но все же предал. Все. Нашей дружбе пришел конец.

Один из воинов сделал длинный выпад, упав на колено: он попытался дотянуться до длинноухого, но не достал его.

– Я принимаю командование, – прокричал Огель. – Сомкнуть ряды. Эй ты, как там тебя, давай за наши спины…

Я не заставил себя долго упрашивать и в несколько прыжков оказался позади них.

Табун ощерился шипами, единороги гневной волной ринулись на нас.

– Любовь и жизнь одна, она нам не нужна… – скороговоркой пробурчал Огель и, размахнувшись, рубанул по шее одного из нападавших, который целил ему в бедро.

– Сначала убейте вот этого, – проорал Эпирукий и ткнул в меня пальцем, – с остальными разберемся позже.

После этих слов он снова принял лошадиное обличье и кинулся в бой… В тот момент, когда Эпирукий несся на нас, более всего он походил на обломок скалы, который какой-то неведомой силой был запущен в нашу сторону, настолько он был широк – практически неохватен, – быстр и неотвратим.

– Вот черт, – выругался Огель и отшатнулся, наступив мне на ногу: я прятался за его спиной.

Здесь мог помочь только метеоритный дождь. Не размышляя ни секунды над тем, какие последствия он может иметь в такой толкучке, я поднял руки, свел ладони и разбросал их в стороны, выкрикивая страшные слова заклятия. Несколько воинов, отбивавших атаки единорогов, обернулись… И почти в ту же секунду послышался дикий свист, небо потемнело, а затем взорвалось. Огромные огненные обломки посыпались на единорогов, разрывая в клочья их лошадиные тела, пробивая насквозь черепа, дробя кости, лишая их возможности двигаться, думать, чувствовать что – либо кроме горячего и обжигающего страха.