Мария Чурсина - Императрица и время
- Справедливость, справедливость, захлёбывалась шёпотом Эйрин. - Её нет, и никогда не будет. Никто меня не будет любить, хоть я и сделала всё.
На прохладный пол высыпались бумаги - исписанные листы, листы с ровными напечатанными строчками, фотографии, металлические скрепки. Она разворошила их руками: на фото нашлась мёртвая женщина. То, что она женщина, было понятно только по растрёпанным тёмным волосам. Они расползлись по асфальту. Снег вокруг заливала кровь. Лица у женщины не было, а вместо него... Эйрин, сдерживая рвотные позывы, перевернула фотографию. На обратной стороне красовалась размазанная подпись - несколько цифр, непонятный код, снова цифры.
'Виола Вороновская', прочитала Эйрин, хоть и пообещала себе больше не смотреть в ту сторону.
Она собрала бумаги в кучу и оттолкнула от себя.
- Гадость...
Эйрин передёрнула плечами. На мгновение она ощутила у себя на спине пристальный, тяжёлый взгляд. Обернулась: дверной проём зиял пустотой. Она не выдержала, поднялась и закрыла дверь и только после этого снова принялась осматривать комнату.
В верхнем ящике стола валялись старые часы - такие люди создают, чтобы определять время, они ведь не могут точно узнавать его, посмотрев на небо. Эйрин однажды видела такие. Приложила к уху: часы тикали. Она надела их на руку, просто ради интереса застегнула резиновый ремешок. Тонкая девичья рука в тяжёлом браслете смотрелась странно. Эйрин подёргала рукой, но часы держались как влитые.
В следующем ящике лежали письма. Их было много, и все аккуратно сложили стопкой, прикрепив конверт к самому письму, чтобы всегда можно было определить - кому, от кого и откуда. Написанные неразборчивым почерком, коротенькие, они не очень заинтересовали Эйрин. Она прочитала только самое первое. Самое гнусное.
'Маша, если ты мне не ответишь, я убью себя'.
- Гадость-гадость-гадость, шептала она, понимая, как нехорошо читать чужое, но она знала, что если не дочитает до конца, вернётся и прочтёт. А Эйрин не хотела возвращаться.
'Ты отключила телефон, и мы не можем поговорить в Интернете, так что этот адрес вроде как - последняя ниточка'.
Она должна была дочитать, даже тяжело сглатывая, даже давясь отвращением к этим кривоватым, разъезжающимся строкам, к нечётко выведенным буквам, к постоянно повторяющемуся имени.
'Маша! Маша, Маша, Маша...'
Эйрин с силой задвинула ящик, так, что застонал стол. Остался последний, но Эйрин боялась его открывать. Ей почему-то казалось, что в нём - то же, что и в соседних комнатах. Жуткое, облезлое чудовище. Чучело чьего-то прошлого.
Но она открыла. Рука сама дёрнула за прохладную металлическую ручку. На дне ящика лежал пистолет. Эйрин подняла его и удивилась тяжести и холоду, стянула на пол. На ковре он смотрелся не так жутко, как на деревянном дне ящика.
Эйрин и сама опустилась на ковёр, раздумывая, что делать дальше. Небо совсем посветлело, и страх перед пустым дверным проёмом почти отступил, а между тем начал подступать голод - она ничего не ела со вчерашнего вечера. Огурцы, естественно, не считались. Она поднялась, прихватив с собой пистолет, и пошла обследовать остальные комнаты.
К удивлению Эйрин, дверь в последнюю комнату по коридору всё же поддалась. То ли дом услышал её просьбы, то ли в первый раз она слишком слабо нажала на ручку. Осторожно, держа тяжёлый пистолет на вытянутой руке, Эйрин проскользнула в помещение.
Зря она сюда так рвалась. Комната оказалась абсолютно пуста, только на стенах висели картины - белые полотна с чёрным рисунком. Эйрин прошлась вдоль стен, задумчиво скользя пальцем по пыльным обоям. Чёрный шёлк по белому шёлку - она бы, наверное, сошла с ума такое вышивать. Дерево возле пруда, две цапли, девушка в странном наряде под зонтом.
Окно в комнате было задёрнуто лёгким тюлем, оно выходило на запад, и тут было куда темнее, чем в прошлой комнате. В углу, на выцветшем от летнего солнца ковре лежал цветок - высохшая роза, перетянутая чёрной лентой.
- Здесь кто-то умер? - у самой себя спросила Эйрин. Она потянулась к цветку и тут же отпрянула: хорошо помнила, что срывать цветы принято только на смерть.
Солнечные лучи прокрались и сюда, разбавив блеском вышитые картины, посеребрить стены и даже подарить последнюю каплю тепла розе в углу перед тем, как её лепестки осыпались на пол трухой, и стебель истлел, а на полу осталась валяться уже не чёрная, а серая от пыли лента. Эйрин попятилась назад и спиной врезалась в дверь. Она метнулась в сторону и, выскользнув в коридор, перевела дыхание.
Комната мёртвого хозяина наводила на неё леденящий страх. Эйрин почти даже не удивилась, когда поддалась дверь в ещё одну комнату. Дом как будто впускал её во все свои тайны по очереди, но только в строго определённом порядке.
Когда она вошла, в потной ладони всё ещё сжимая пистолет, дом весь наполнился светом. Хлопнула дверь внизу, заскрипели там половицы, кто-то быстро сбежал по лестнице. Эйрин замерла, прижавшись спиной к стене.
Комната, куда она попала, казалась самой обжитой, самой уютной и тёплой из всех, которые Эйрин видела в этом доме. Здесь не было даже пыли на полочках, заставленных разномастными книгами, а на стене висел большой яркий пейзаж - осенние деревья - не то, что мёртвые картины из чёрно-белого шёлка.
Снаружи послышался звон посуды.
- Маша, отлипни уже от компьютера! Иди завтракать.
- А когда ты сегодня вернёшься?
- На работу же опоздаешь.
Эйрин замерла на своём месте, с трудом переводя дыхание. На минуту её сковал такой ужас, что из онемевших пальцев вывалился пистолет и стукнулся об пол - чёрная бесполезная громадина. Она думала, что призраки услышат этот стук и сбегутся смотреть, кто здесь нарушает их покой, но ничего не произошло.
Медленно, слушая, как громко колотится её собственное сердце, Эйрин сделала шаг к коридору. Осторожно выглянула: коридор был пуст и наполнен солнечным светом. От золотых лучей деревянные панели стали тёплыми, а по полу хотелось пройтись босиком, давя пятками солнечных зайчиков.
- Кто это? - шёпотом спросила дом Эйрин. Ей в ответ скрипнула дверь, в которую она слишком сильно вжалась плечом.
В последней комнате оказалось так же пусто, как и в предыдущих. Это, по всей видимости, была кухня, где вся семья могла бы собираться по утрам и вечерам. Здесь бы пахло булочками и супом. Эйрин сглотнула тягучую слюну.
Она вошла и забралась с ногами на стул, усталость свалилась неожиданно, будто она проходила по дому весь день, и очень хотелось положить голову на стол. Глаза слиплись сами собой. И тут снова:
- Маша, как же теперь преступники без тебя проживут?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});