Сергей Шведов - Варяжский сокол

– Чьей крови? – насторожился Вениамин.

– К сожалению или к счастью, наша с тобой кровь, уважаемый бек, для этой цели не годится. Чтобы заставить Китовраса очнуться от глубокого сна, нужна кровь одного из потомков Меровея, и Хабал сейчас мучительно размышляет над тем, где бы ее найти. Но думаю, очень скоро в его окружении появятся люди, которые подскажут даровитому волшебнику, к кому ему следует обратиться.

– А ты уверен, что такие люди появятся? – пристально глянул в глаза Карочею Ицхак Жучин.

– На этот счет у меня нет никаких сомнений, уважаемый рабби. Мне нужно двадцать тысяч денариев, чтобы заплатить человеку, способному направить возмущение черни в нужное русло.

– Как зовут этого человека?

– На городском дне его называют Пауком. А тебе он известен как ган Борислав Сухорукий.

– Так он жив! – удивленно вскинул брови Ицхак.

– Не только жив, но и держит в своих руках все ниточки управления городским сбродом, – усмехнулся Карочей. – Так мы будем спасать кагана и его ближников от черни, уважаемые беки?

– Вне всякого сомнения, – скорчил скорбную мину Вениамин. – Но только боюсь, что наших скромных сил не хватит для того, чтобы совладать с морским чудовищем.

– Потребуются большие расходы, – задумчиво проговорил Ицхак.

– По моим предварительным прикидкам, они составят не менее полумиллиона денариев, – сказал со вздохом Карочей. – Но в любом случае, овчинка стоит выделки.

– Я поговорю с Обадией, – кивнул головой Ицхак. – Думаю, с его стороны возражений не будет.

Карочей тоже так думал. Для каган-бека безумец Хабал был воистину даром небес. Будем надеяться, что ни Обадия, ни Ицхак Жучин не забудут, кто отыскал для них путь к спасению, и найдут способ для того, чтобы отблагодарить услужливого человека. Но поскольку у власть предержащих всегда очень короткая память, то будет не худо, если ган Карочей сам позаботится о себе.

Ган Борислав появился во дворце сестричада около полуночи, когда у Карочея уже стало лопаться терпение. Паук проскользнул мимо сторожей неслышной тенью и столь внезапно предстал перед растерявшимся скифом, что тот невольно вздрогнул. Ган Борислав был одет скромно, но на его худом лице читалось высокомерие, от которого его не смогли избавить никакие невзгоды.

– Деньги при тебе? – спросил он, едва переступив порог чужого дома.

Карочей молча кивнул на три вместительных кожаных мешка, скромно стоящих у ножки стола. Паук развязал один из мешков и запустил туда руку. Карочей решил, что тот собирается пробовать серебро на зуб, но ган Борислав ограничился беглым осмотром лежащего у его ног богатства.

– В этом мешке шесть тысяч, в двух других по семь.

– Один оставь себе, – великодушно разрешил Сухорукий. – Думаю, Хабалу хватит и шести тысяч на первое время.

– Я хочу захватить с собой Хвета.

– Захвати, – согласился Паук. – Хазар в любом случае нам не помешает. Лошади готовы?

– Готовы.

– Тогда едем.

Итиль был слишком большим городом, чтобы кто-то осмелился потревожить его покой днем или ночью, а потому каганы не слишком усердствовали по части защиты своей столицы. Они обнесли Итиль рвом, который уже, впрочем, частично оказался в черте города, и этим ограничились. Безопасность кагана надежно защищали стены кремника, способные выдержать если не любую осаду, то случайный наскок наверняка. Впрочем, ворота кремника запирали только на ночь, а днем их охраняли десятка полтора мечников из личной дружины кагана. Подобное ротозейство могло дорого обойтись Тургану, но, похоже, в его окружении даже не помышляли, что кто-то в Итиле осмелится покуситься на почти священную особу кагана.

Паук уверенно двигался по узким улочкам города, освещаемым только двумя факелами, которые держали в руках Карочей и Хвет. А по выезде из города нужда в факелах и вовсе отпала, лунного света вполне хватило, чтобы выхватить из ночи дорогу, наезженную тысячами телег. Впрочем, Паук очень скоро свернул с дороги на едва приметную тропу, которая вывела их к огромным курганам, насыпанным неведомо кем в незапамятные времена прямо в чистом поле. Ган Карочей, хорошо знавший окрестности Итиля, в этом месте не был ни разу и теперь удивленно оглядывался по сторонам.

– Спешивайтесь, – распорядился ган Борислав.

Карочей и Хвет без споров подчинились его приказу. Паук выдвинулся вперед, скифский ган и хазар последовали за ним, ведя коней в поводу. Карочей неожиданно для себя обнаружил, что находится в огромном тоннеле, чьи стены и потолок, выложенные камнем, за минувшие столетия обросли мхом. Переход явился такой неожиданностью, что ган невольно оглянулся. За спиной он увидел только хазара Хвета и двух коней, груженных серебром, а выход из этого странного подземелья уже, видимо, перекрыт наглухо. Пройдя не более тридцати шагов, троица оказалась в огромном помещении, слабо освещенном огнем, полыхающим в большой медной чаше. Сама чаша стояла у большого черного камня, испещренного странными знаками. Подле камня, скрестив на груди руки, застыл рослый широкоплечий человек, заросший по самые глаза черной бородою. Карочей хоть и с трудом, но признал в нем Хабала, мимолетно виденного однажды лет десять назад. На вошедших колдун не обратил ни малейшего внимания, глаза его были закрыты, а толстые губы беззвучно шевелились. Похоже, даровитый маг произносил известное только ему заклинание. Впрочем, магия в этот раз, видимо, не сработала, и Хабал наконец открыл глаза.

– Принес? – спросил он у Паука.

Хвет, подчиняясь знаку гана Борислава, бросил к ногам колдуна мешок.

– Должно хватить, – сказал Хабал и, скосив глаза на Карочея, спросил у Борислава: – Кто этот человек?

– Скиф, – холодно отозвался Паук. – Он пришел приобщиться к вере своих предков.

– Это хорошо, – кивнул Хабал, – его присутствие нам не помешает.

Карочей с интересом принялся рассматривать странных животных, нарисованных на стенах древнего святилища. Возможно, эти жуткие образины и населяли когда-то окрестные земли, но скиф сейчас был очень доволен, что они не дожили до наших дней.

– Проводи нас к нему, – хрипло сказал Паук.

Хабал молча взвалил на плечи мешок с деньгам и надавил ногой, обутой в хазарский сапог, на завитушку, вырезанную внизу черного камня. К удивлению Карочея, камень легко сдвинулся с места, открывая ведущую куда-то вниз лестницу. Хвет остался с лошадьми, а Карочей с Бориславом стали спускаться по каменным ступенькам вслед за Хабалом. В ноздри скифу ударил запах сырости и плесени. Паук зажег припасенный факел и осветил стены, разрисованные жуткими личинами. Несмотря на сырость, краска отлично сохранилась, что позволяло заинтересованным наблюдателям без проблем погружаться в мир древних видений. У Карочея мурашки побежали по спине, все-таки он не был чужд многим суевериям своего народа, и вера в бога Яхве не могла вытеснить из его души страха перед старыми богами.