Джал Халгаев - Оскольки

Я пригнулся — второй клеймор чуть не срезал мою славненькую кочерыжку.

Дождавшись, пока стукнет сердце, я боднул его лбом в кисть. Раздался глухой стук — это моя черепушка встретилась с пластинами его рукавицы.

Меч выскочил из его рук. Он провернулся в воздухе и так бы бесцельно свалился на пол, если бы я заботливо не направил его в сторону первого «воителя», подставив ему подножку.

Лезвие клинка прошло через панцирь как через бумагу. Один готов.

Хрясь!

Мне внезапно прилетело шипами в скулу. Перед глазами вспыхнули на миг радужные круги. Я свалился на землю и едва не нанизал себя на собственный же клинок.

— Холхост тебя побери! — пинок по почкам. — Ыгх!..

Я перевернулся на спину и крикнул.

— Бу!

Он на секунду замешкался, увидев, как блеснули желтизной два моих глаза, но потом почти сразу же пришел в себя и принялся лупить меня еще сильнее, заодно протягивая руку к своему мечу. Вот же сволота…

— Оборотень! — его голос эхом прошелся по винтовой лестнице и заглох где-то на вершине у самого купола. Ты б еще громче заорал, идиот.

— Не оборотень, — простонал я. — Холхост тебя побери, не оборотень!

Дожили. Не могу ухайдохать какого-то придурка в железках. А еще проводник, е-мое!

Очередной удар прилетел в затылок.

— Ну все, достало.

Дождавшись, пока он в очередной раз размахнется, я словил руками его голень. Изо всех сил дернул на себя и накинулся на него сверху.

— Проблема человека в том, что ему нужны глаза, — ухмыльнулся я и воткнул ему нож в шлем — прямо в правый проем для глаз.

Я поднялся, слегка пошатываясь.

Вздохнул. Стряхнул с одежки пыль и медленно пошел наверх, откуда пятью минутами ранее с грохотом скатился башкой вниз, пересчитав каждую долбаную ступеньку.

Священники все еще пытались выбраться из своего «заключения». Они долбились в дверь и что-то неясно орали, пытаясь вскрыть замок, но у них не очень-то это и получалось. Идиоты. А можно было всего лишь сунуть нож между дверью и косяком, да и делу конец. Монахи, были-и-ин!

А я все шел и шел, пока, наконец, не наткнулся на какую-то очередную дверь, которая, оказывается, вела прямо к куполу, под которым расположилась маленькая голубятня, вся покрытая птичьим дерьмом.

— Ух, ну и запашок!

Я взглянул на серебряную луну, проглядывающуюся через небольшое квадратное окошко, и у меня в голове мгновенно вспыхнула идея. Я видел покои Мориса снаружи, но понятия не имел, как найти их изнутри. Тем более рисковать и снова натолкнуться на очередных «священных» бугаев мне не улыбалось. Значит, надо просто спуститься вниз по стене. Это ж легко!

Я радостно поплелся к дырке в куполе, но через десять шагов замер, будто шарахнутый током.

Возле окошка, на три пальца ниже, виднелась корявая старая надпись гвоздем: «ВиНН и я дрУзьЯ…». Конец давно стерся, но начало говорило само за себя.

Я в ужасе сглотнул.

«Мы в полной заднице.

Вокруг темно. Столько же холодно и страшно. Где-то снаружи злобно воет вьюга. Метет метель. Ветер гоняет колючие снежинки, но и он хотя бы гуляет на свободе!

Вот уже шестой день мы сидим здесь без воды и еды. Слизываем капли влаги со стен ледяной пещеры и растапливаем наметенный снег дрожащими от холода руками. Вечно это продолжаться не может. Мы все равно умрем. Я уже ощущаю, как начинаю сходить с ума от голода и постоянного мрака.

— Ты живой? — мой голос уже давно сошел на бессильный хрип.

— Да, — коротко отвечает Иворен с другого конца темницы.

Жив. Но это пока. Он уже продержался слишком долго, и я носом чуял, как из него стремительно ускользает жизнь. С такими ранами да в таких условиях путь на тот свет обеспечен.

— Йен.

— Чего?

— Ты ведь знаешь, что делать, Йен. Не медли, мне только хуже.

— Пошел ты. Если я сказал выберемся, значит выберемся.

— У тебя есть шанс, у меня — нет. Все ведь просто, придурок, и если ты не можешь сам до этого допереть, то я тебе помогу, — он зашебуршал своими бесчисленными метательными ножами (два его обычных железных клинка потерялись, пока мы поднимались в гору), но потом остановился. — А нет, не могу. Давай сам.

— Не-а, даже не проси.

— Идиот. Я почти мертвец, — он чуть ли не рыдал. — Ты хоть представляешь, как мне больно, Холхост тебя дери? Делай, мать твою!

Я угрюмо молчал. Только в его словах был смысл, но я все равно не мог заставить себя убить собственного друга, а тем более его есть.

— Тебе нужны силы. С такой погодой моей тощей туши хватит тебе еще на неделю, а крови — на три. За это время лед сойдет, и ты сможешь разгрести завал. В конце концов, я ведь во всем виноват. Холхост меня дернул гнаться за Алконостом… Знал ведь, что нам только перья и светят.

Он застонал. Видимо, переломанный позвоночник давал о себе знать.

Я медленно поднялся. Достал серп и выдохнул, пытаясь успокоить бьющееся в дьявольском ритме сердце. Черт. Ну отлично, что ж еще сказать. Кто знает, в кого превращается человек, сожравший себеподобного? А сожравший своего друга?

Я двинулся в его сторону.

— Прощай…»

Я сплюнул и тряхнул головой, прогоняя плохие воспоминания. Е-мое, вот же дебилизм…

Моя судьба действительно по-идиотски печальна. Но во всем виноват я сам, и не надо меня жалеть. Пожалеют те, кто встанет у меня на пути, потому что я затолкаю их гнусные лживые языки им в глотки.

Подтянувшись, я высунул голову в окошко и глянул вниз. Перед глазами все закружилось, душа ушла в пятки. Но мне, как дураку, обязательно должно было повезти, и я без особых сомнений спрыгнул на выступ под золотым куполом и усмехнулся.

— Ну, в конце концов, что может случится? Максимум — сдохну, да и все!

Я еще раз глянул вниз, едва отыскав глазами окно спальни Мориса, в котором горел огонь.

Сзади вдруг что-то хрустнуло.

— Идиот! — гаркнул хриплый голос.

Я оглянулся.

— Здрасьте, — я ухмыльнулся двум стражам, пытавшимся зайти ко мне со спины. — А я тут, видите ли, сбрасываться собираюсь. Достала жизнь, завяли помидоры. Э-э-э… как-то так.

— Не, — ответил тот, что заорал на товарища, — ты это, слазь, а мы уж тебя оприходуем.

Я возмутился.

— Что за пошлые намеки, сударь? Я, между прочим, приличный мужчина, и до свадьбы ни-ни, так что даже не смейте предлагать мне нечто подобное!

— Чаго? — он ошарашенно замер.

Я встал на краю и повернулся к ним, театрально прикрывая лицо тыльной стороной ладони.