Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

— Суровая у вас магева, — посочувствовал морианец рыжему хитрецу.

— А-то, это я только притворяюсь белой и пушистой, а на деле злобная, коварная и вообще жуткая, сущее чудовище, — гордо задрала я нос, а мои мареты насмешливо зафыркали, портя всякое впечатление от устрашающего спича.

— Что мне делать надо? — отставив шутки, серьезно спросил морианец.

Он пытался казаться невозмутимым, однако пальцы слишком сильно сжимающие повод, напряженная линия плеч, желваки на скулах и чуть подрагивающий уголок левого глаза явственно говорили — бывалый вояка всерьез нервничает.

— А ничего, расслабься и получай удовольствие, если щекотки не боишься, — ответила я, мысленно взывая к излюбленной комбинации рун.

На этот раз я использовала весь набор, способный оказать целительное воздействие на организм, но первой поставила руну воды, чтобы поток смягчил воздействие магии и сориентировал его не на глобальное избавление ото всех болячек подряд, а на поиск и избавление от конкретного недуга магической слепоты. Все остальные руны я спрятала в течении ЛАГУ и пропустила поток магии через тело жертвы. Лакс подсказал мне замечательную идею насчет ведра воды. Именно так я и вообразила мысленно процесс действия рун. Вслух, чтобы не пугать Сарота и не вызывать скрытого противодействия, я взывать к рунам не стала. Ярких мысленных образов древних знаков показалось мне вполне достаточно для эксперимента. Я даже умудрилась одновременно и колдовать и забалтывать воина, как хорошая медсестра перед уколом. Такие щебечут, щебечут, хоп! и иголка уже в заднице, даже вздрогнуть не успеешь.

— Щекотки? Нет, не боюсь, — начал с немного натянутой улыбкой мужчина, — я…

Но мне так и не довелось услышать вторую часть предложения, потому что Сарот повернул ко мне голову и застыл, будто не целительное, а парализующее заклятье в него угодило. Неужели магия обернулась во вред морианцу? И что теперь будет? Он-то в отрубе, зато остальные в полной боевой готовности. Ишь напружинились, выжидают! Опять драться? А ведь казалось все как надо идет, я почти видела как светлый поток вымывает из тела мужчины какие-то темные крупинки и растворяет их…

— Ты колдовала, — прошептал ротас, однако обвинения в его голосе не было, впрочем, не было и вопроса.

— Ну как? Сработало? — нетерпеливо подтолкнул Лакс замешкавшегося воина.

— Я, я вижу магеву и у нее на плече, — тут Сарот зажмурился, с силой тряхнул головой, может, надеялся там получше впечатления уложить, снова открыл глаза и оторопело продолжил: — махонький человечек с крылышками.

— Сам ты человечек, верзила, — Фаль с удовольствием (дразниться, когда тебя не видят, забавно, но когда видят и не могут отомстить — ни с чем не сравнимое удовольствие) показал морианцу острый кончик язычка. — Я сильф!

— Извини, не знал, — искренне попросил прощения морианец впервые в жизни удостоившийся беседы с сильфом (малыш с неподражаемо-королевским, впрочем, Альвин и покойный Клементарий так надменно себя не вели, высокомерием кивнул, принимая извинения), и воин прошептал, обращаясь ко мне: — Твое колдовство подействовало, магева Оса. Я теперь не только вижу тебя, я понимаю, что ты МАГЕВА. Это… это… Тьфу, когти Фарданга, не могу описать. Это больше, чем вера, я понимаю, где-то там, — Сарот стукнул себя груди, — глубоко внутри, что ты — судья, защитница, последняя помощь в беде. Так было, есть, будет и именно так правильно. Что же Биркота сдури натворил, зачем взял от ублюдка заказ. Какой же скотиной нужно быть, чтобы магеву чужими руками, руками слепцов убить пытаться, коль такое видал. Не с Мориана же он сам, выродок. Должен был понятие иметь! Как же ты нас простить смогла, магева Оса?

— На фиг! Сарот, как можно обвинять слепца, споткнувшегося о камни? — в ответ спросила я. — Морианцы не понимают и не ощущают того, что ты описал, не по своей воле. Я виню Кольру, а не отряд вашего Биркоты.

— Значит, ты поможешь нам прозреть, чтоб ни одна скотина морианцев на магов натравить больше не смогла? — горячечно спросил морианец, не отрывая от нас с Фалем глаз.

Он не то чтобы любовался нами, хотя и любовался тоже, а словно боялся, отведи он взгляд, все станет по-прежнему, он вновь потеряет способность видеть магию. 

— Я ведь теперь не утрачу этого дара? — обеспокоено уточнил Сарот.

— Не утратишь. Кстати, твое зрение стало острее, чем у многих, отнюдь не каждому смертному дано видеть сильфов, — заверила я мужчину. — А что касается оптового прозрения всех прочих, надо покумекать, как этот процесс можно на конвейер поставить. Пока я подумаю, ты, ротас, поговори-ка со своими ребятами, кто захочет видение обрести, с тем поработаю.

— Не захотят, прикажу, — надменно объявил Сарот, за нашей почти дружеской болтовней я как-то подзабыла, что имею дело с командиром суровых морианцев, а не со случайным попутчиком, уже почти приятелем.

— Нет, так не годиться, — воспротивилась я. — Против воли я никого лечить не буду. Только по собственному желанию, ротас, причем по-настоящему желанию, а не так, чтобы "добровольно и с песней".

— При чем тут пение? — удивление заартачившегося Сарота перевесило командирские интонации в голосе.

— Анекдот такой есть, как три мужика поспорили, кто лучше кота жгучим перцем накормить сможет. Слыхал?

— Нет, — недоумение мужика стало еще более ощутимым, зато Фаль и Лакс заулыбались в предвкушении. Обожали стервецы анекдоты моего мира.

— Один шарик перца в мясо закатал, котяра и сглотнул, второй пасть ему раскрыл и силком в горло засунул, а третий взял и порошком перечным коту его мужское хозяйство смазал. Тот в ор и давай вылизываться. Вот и признали, что первый обманом действовал, второй силой, а у третьего добровольно и с песней животина перец жрала. Победил он стало быть!

Мужики, — иного я и не ждала, чувство юмора у лиц противоположного пола одинаковое в любом из миров, — дружно загоготали, распугивая всех окрестных мышей и птичек, Фаль так заливался, чуть с плеча не свалился. Лошади с почти человеческим изумлением оглядывались на седоков, пытаясь сообразить, с чего это те вдруг на их язык перейти вздумали. Дождавшись, пока веселье пойдет на спад, я с достоинством заключила:

— Так вот, я ни силой, ни хитростью, ни тем паче "добровольно и с песней" действовать не люблю. Работать буду только тогда, когда твои люди сами попросят. Правило у нас у магов такое. Уяснил?

— Прости, магева, — кажется, совершенно искренне повинился Сарот и даже голову склонил. Ох ты блин, такой грозный батя, а всем видом явное уважение ко мне выказывать начал. Правду говорят, нет более истовых верующих, чем новообращенные! Теперь титул мой магевский для него не звук пустой, чуять правила начал. Кейр, оценивая поведение ротаса, одобрительно хмыкнул. Ай да телохранитель, жучара! Ему, значит, на все корки костерить меня можно, а другим ни-ни.