Ян Сигел - Заклинатель драконов

Лицо доктора Лэя изменилось, глаза засверкали фосфоресцирующим блеском, голос стал глубже, холоднее и более знакомым.

Мы снова встретились, Гэйнор Мобберли.

Нет… нет… нет… — несколько раз повторила она, но голос ее понизился до шепота. Она попыталась встать, но ее удержала трясина диванных подушек.

Ты не похожа на свою подругу, — продолжал голос. — Фернанда наделена Даром, она сильная, а ты беспомощная, слабая и трусливая. Однако ты пришла ко мне. Я позвал, и ты пришла. — «Это я сама решила прийти», — подумала Гэйнор, но у нее не было в этом уверенности. — И Фернанда придет за тобой. За тобой и своим братом. Она наконец–то придет ко мне.

Она не с–с–может, — пыталась выговорить Гэйнор трясущимися губами. — Она в коме, в клинике. Ее душа потерялась…

Глупости! Неужели я не знаю ее? Я ее знаю лучше, чем ты, чем этот бродяга, который потерял и свой Дар, и разум. Она — сильная. Сильная и ловкая. Она найдет дорогу назад, каким бы опасным и далеким ни было это путешествие. Опасность лишь подстегнет ее. Сила — выведет ее. Она не нуждается в вашей жалкой помощи, и помощь бродяги, который хотел быть ее учителем, тоже ей не нужна. Я, как никто, понимаю ее мысли — ее душу. Я бросил гадальные кости — и увидел ее. Она придет и покорится мне. Или умрет, зная, что вы оба погибнете вместе с ней. Потерять все или все выиграть, другого выбора нет. Любовь предаст ее, но с моей помощью она никогда уже не будет любить.

Гэйнор хотела издать крик неповиновения — крикнуть: «Она будет сражаться с тобой!» — но связки не слушались ее. К ней протянулась серая рука, она выросла до неимоверной длины, пальцы, серые как пыль, сжали ее горло. Ужас наполнил ее, парализовал страхом. В руке этой была неестественная сила, и в одну секунду комната потемнела и исчезла.

Харбик! — Голос вернулся к своему обычному тембру, но лицо доктора Лэя было искажено, будто бы только что ему было очень больно, и дыхание его было прерывистым и частым. Вошел слуга, увидел скрючившуюся на диване девушку.

Что ты сделал с тем, другим?

Он в подвале, хозяин.

Разумно ли это? Он может оказаться слишком любопытным.

Тогда ему не повезет. — Лицо гнома непроизвольно дернулось. — Как бы то ни было, но подвал — место надежное. Вы хотели уложить девушку в особой комнате. Можно поместить их вместе…

Врозь. Если они будут вместе, то поддержат друг друга. Если же они будут врозь, им ничего не останется — только бояться. К тому времени, когда прибудет ведьма, он захочет — я захочу, — чтобы они были очень испуганы. Я хочу, чтобы они умоляли ее о милости. Она не сможет им отказать. Рискнем с подвалом. Я думал, что эта приедет одна. Парня никто не звал.

Я мог бы дать ему еще одну дозу снотворного. Чем дольше он будет спать, тем меньше неприятностей доставит нам.

Хорошо бы… И девушке дай тоже.

Нужно покормить вашего маленького зверька?

—Сегодня вечером не нужно. Завтра можешь поохотиться, может понадобиться свежее мясо. Ведьма появится после полуночи. Он видел ее. Если она покорится, он будет голоден. Если нет…

Дворецкий улыбнулся зловещей улыбкой.

Джерролд Лэй показал на фигуру, лежащую без сознания:

—Убери ее отсюда. Ты знаешь, что с ней делать. За ней надо следить.

Харбик без всяких усилий поднял Гэйнор и понес ее из комнаты. В глазах доктора Лэя мелькнул злобный огонек, чужой голос прозвучал сквозь сжатые губы:

—Теперь ты моя, Фернанда. Можешь выбирать — медленные муки постепенного порабощения или быстрая жестокая боль смерти. Так или иначе, но ты не можешь вырваться от меня. Ты будешь мне принадлежать, или я тебя уничтожу. Я — мститель, и кому, кроме меня, могут поклоняться люди?..

Глава одиннадцатая

— Для смертных эта дорога лежит во тьме, — говорил Кэл. — Она темна и смертельно опасна. Ты уверена, что готова рисковать?

Ведь ты говорил, что она заброшена, — отвечала Ферн.

Боги давно ушли оттуда. Но там осталось несколько духов. Это неподвижные призраки, безымянные и бесформенные, страстно вожделеющие того, кто напомнит им о жизни, которую они потеряли. Если оглянешься назад, они схватят тебя.

Я не буду оглядываться.

—Это труднее, чем ты думаешь. Ведьмы могут броситься в погоню за тобой. Моргас так легко тебя не отпустит, да и Сисселоур, несмотря на все свои колкости, постоянно рядом с ней. Жирная женщина со своей худой тенью. Ты должна перейти реку, прежде чем повернешься к ним лицом.

Если их не разбудить, — рассуждала Ферн, — они не погонятся за мной. — И она пальцами крошила бледные поганки, вдыхая их запах. Они пахнут лунным светом в теплую ночь. Серебряная пудра сеется в грязно–зеленое варево, которое Сисселоур всегда оставляет кипящим у огня заклинаний.

Это — яд? — В голосе Кэла звучало сомнение.

Нет. Это — снотворное, от него не умирают, а лишь крепко спят. Я без нужды не убиваю.

Они тебя заподозрят, если ты сама не выпьешь это, — предостерег Кэл.

Я никогда этого не пью, — ответила Ферн. — Как раз Моргас что–нибудь и заподозрит, если я выпью. Это отвратительное питье, я всегда ворочу от него нос.

Жидкость начинает пузыриться, впитывая пудру, острый запах трав убивает аромат лунных лучей.

Это быстро действует?

Медленно. Сон — самый обычный, только более глубокий. Они говорят, что если устал, то после этого снятся такие сладкие сны…

—Осторожно, — предупреждает Кэл. — Моя мать не доверяет сладким снам. Во всяком случае, гора ее плоти вряд ли быстро отреагирует на любой наркотик. Ты уверена, что это подействует?

—Нет. — Ферн и сама сомневается.

Она знает, что Моргас видит ее насквозь, читает ее мысли. Чтобы ввести Моргас в заблуждение, надо не только следить за своим лицом, но и за каждой мелочью в выражении своих эмоций. Моргас не должна заметить ни малейшего возбуждения своей ученицы, ни намека на какое–то утаивание. Ферн создает в своем сознании образ черного фрукта, но не такой, каким он стал сейчас, а — незрелого, с не оформившимися еще чертами лица и прикрытыми глазами — образ чего–то недавно обнаруженного, загадочного, висящего высоко в листве. Она старается отвлечь внимание Моргас. И прежде всего, она не должна думать об осах.

Когда начинает смеркаться, они сидят у огня заклинаний, пока кристалл не раскалывается на холодные брызги голубых искр, и Ферн, против обыкновения, принимает травяное питье Сисселоур, не желая от него отказываться, и улавливает брошенный искоса взгляд Моргас, когда незаметно выливает питье. Жидкость разливается по земле, поблескивая предательским блеском пудры из поганок. Ферн охватывает внезапная паника, но она заставляет себя не думать об этой лужице, считая, что если она этого не замечает, то не заметит и Моргас. К счастью, внимание ведьмы отвлечено приходом Кэла. После обмена колкостями он уходит в какой–то угол спать. Он выглядит более диким, чем обычно, гораздо менее похожим на человека. Он принес с собой ощущение первобытной темноты, красный запах крови, черный запах полуночи. Его безобразность увеличивается в игре теней, превращая его в чудовище, в котором не видно его глубоко спрятанной тоски и нет следа от клятвы верности. Когда он уходит, Ферн уже зевает на своем тюфяке и следит за тем, как Моргас, что–то нашептывая Сисселоур, играет с огнем заклинаний. Огонь затухает, последние его отблески пробегают по стенам пещеры. Тени поглощают шепот. Ведьмы слились в одну фигуру, огромную, бесформенную, о двух головах, которые вдруг соединяются для тайного разговора. Наконец аморфная груда разделяется на тонкую и толстую, и они движутся к своим кроватям. И тут же, как клокотание вулкана, раздается храп Моргас.