Ян Сигел - Дети Атлантиды

Ферн поднялась и вышла из пещеры в абрикосовое сияние раннего вечера. Начался отлив, и заходящее солнце вытянуло на песке невероятно длинную и тонкую ее тень. Глянув налево, она увидела белый дом с колоннами, частично прикрытый листвой деревьев. Но, похоже, людей там не было, и над частью дома отсутствовала крыша. На полу пещеры лежал пакет с едой, который дала им мать Рэйфарла, на камнях сушилась его одежда, но самого Рэйфарла поблизости не было. Ферн решила последовать его примеру, она выстирала в водопаде свою одежду и тоже разложила ее на камнях. На них скоро должна была найти тень от скалы, но воздух был очень жарким, хотя гораздо более свежим, чем в городе.

Ферн побежала по пляжу и кинулась в золотые волны, выскакивая из воды и снова погружаясь в нее.

Вода была почти такой же теплой, как во вчерашней ванной. Она поплыла от берега, вокруг нее плясали блики от последних лучей заходящего солнца, над диском океана повисали бледно-лиловые сумерки.

— Фернани! — крикнул Рэйфарл, стоя на границе воды и песка, где пена волн разбивалась о его ноги. Он был обнажен, только набедренная повязка поддерживалась ремнем на его талии. В закатных лучах его руки, ноги и плечи отливали бронзой.

Он кинулся в воду и поплыл к ней, и она внезапно испугалась, поняв, что она голая, и она повернулась и нырнула, как дельфин. Но поздно, слишком поздно. Он схватил ее, они стали вместе тонуть в голубой бездне, в путанице конечностей и среди летящих вверх пузырьков воздуха. Внезапно он резко оттолкнулся, и они всплыли наверх, и Ферн стала хватать раскрытым ртом воздух, и злилась, и смеялась, и руки Рэйфарла обнимали ее, а ее грудь прижалась к его груди.

Они медленно доплыли до берега и легли бок о бок на мелководье, где разбивающиеся о берег волны окатывали их брызгами. Он языком открыл ее губы, ее тело, казалось, проснулось от его прикосновения, как было при ее прикосновении к Лоудстоуну, но это был совсем другой огонь, более жаркий, как будто он шел из темного сердца земли. Мысли ее уплыли прочь, и она потонула в своих ощущениях. Ее сопротивление было всего лишь данью смущению, и вот она почувствовала удар острого ножа внутри себя, удар за ударом, все глубже, толчок за толчком, боль стала сладостью, и слезы моря слизали соль с ее губ. Цель ее была забыта, воспоминания исчезли, уничтожение камня, безумие Зорэйн, ключ — все ушло и было забыто. Было только настоящее. Солнце долго садилось, и их накрывал пурпурный покров небосвода. И море накатывало и отступало, накатывало и отступало.

Позже, ночью они вернулись в пещеру и немного поспали. Перед рассветом проснулись, вышли и поплыли навстречу встающему солнцу. И к ним вышло сверкающее утро. Пара облаков, как две длиннокрылые птицы, подсвеченные розовым светом, вытянулись над горизонтов.

— Когда-то, — сказал Рэйфарл, — человек верил, что произошел от птиц, альбатросов, которые приносили Неизвестному Богу вести о том, что происходит вокруг. Теперь мы верим только в себя. Все остальное — сказки и чепуха.

Ферн было бы интересно знать, верит ли он в самом деле в то, что говорит.

— Чему бы ты поклонялся, — спросила Ферн, — если бы мог сам создать себе божество? Солнцу? Луне?

— Морю.

— А не любви? — поддразнивала она его.

— Любовь существует не для того, чтобы ей поклонялись. Она для того, чтобы ей радоваться. К тому же это дело человека, а не божества.

Лениво потягиваясь, он спросил:

— Где ты научилась так хорошо плавать? Горы Вайрока очень далеки от моря.

Вайрок? Несколько секунд она ничего не могла понять. Вайрок…

— Наверное, там у вас озера, — предположил Рэйфарл, встревоженный странным выражением ее лица.

— Да, — ответила она, хватаясь за образ озера, как за соломинку, — там озера. В них вода ледяная даже летом. Думаю, там я и научилась… Да, вообще-то мне кажется, что каждый человек умеет плавать. Это так же естественно, как бегать. Ты же не учился бегать.

Она побежала по песку, и он погнался за ней, и какое-то время они больше не разговаривали. Позже она подумала, что у нее не осталось никаких воспоминаний. Вся груда образов, которые всегда были с ней, куда-то исчезла. Она существовала только в этой капле времени, без прошлого и без будущего. Странно, но это ее не пугало. Она прижалась головой к груди Рэйфарла, их ноги и руки переплелись, стук его сердца отдавался в ее голове. Она подумала: я его любовница. Они ничего друг другу не обещали, не давали клятв. Эта прелюдия могла закончиться со следующим рассветом или угаснуть со следующим отливом моря. Однако она с уверенностью, присущей только молодости, знала, что это навсегда.

— Мы останемся здесь до тех пор, пока охотник не потеряет к нам интереса, — пробормотал Рэйфарл, отвечая ее мыслям. — Возможно, недели две. Или меньше. Иерархам храма придется разрешать теперь уже другие проблемы.

— А что мы будем есть? — практично спросила Ферн.

— Фрукты. Рыбу. Друг друга, — и он нежно укусил ее за руку. — А вот мне интересно… Мне показалось, что Иксэйво узнал тебя. Вы разве раньше встречались?

— Нет, — резко ответила она.

— Это ведь тебя он хотел поймать, не меня. Я был всего лишь довеском. Почему?

— Не знаю.

Он рассеянно поглаживал ее по волосам.

— Что-то ты слишком многого не знаешь… Говорят, что наделенные Даром могут видеть и чувствовать вне знания. Может быть, так он и тебя видел — в потоке лунного света, в дыме костра заклинаний.

— Может быть, — ответила Ферн, но она так не думала.

Среди дня они отправились к пустому дому.

— Здесь Тэймизандра провела свои последние дни, — сказал Рэйфарл. — Теперь сюда никто не приходит.

Это было тихое, залитое солнцем место, наполненное печальным спокойствием. Расположенный за домом сад стал разрастаться, деревья протягивали ветви сквозь стропила разрушенной крыши, сад наступал на парадный двор, и трава уже пробилась сквозь камни, которыми была вымощена площадка перед входом. Они собрали серебряные и золотые персики и ели их, сидя на террасе, выходящей на море. Сюда тоже пробрался сад, множество вьюнков обвилось вокруг колонн, и крошечные пресмыкающиеся поработали над разрушением балюстрады и стен, стараясь проникнуть в каждую щелочку. Прибывшие с континента после эпохи оледенения, атланты, несомненно, развивали свою собственную экосистему с отличной от континентальной флорой и фауной. Радиационное поле Лоудстоуна стимулировало разнообразие видов, и теперь остров был заполнен тысячами уникальных созданий. Рэйфарл назвал ей цветы, которые ему были знакомы: бледный миниатюрный цветок с кроваво-красной серединкой назывался «раненая звездочка», свисающие с каждой балки стропил желтые кисти — «любовники», там были «фантазия», «лисьи лапки», «ядовитки». Летали птицы, малюсенькие, как бабочки, и бабочки, огромные, как птицы. Над садом пролетели розовые лебеди с черными клювами, которые были в два раза больше, чем их континентальные родственники.