Оксана Демченко - Докричаться до мира

Жнец разрезал дверь без усилия. Порой меня пугает его жадность до дела. И разумность: на тренировках он исправно отражает удар, не тупится и не ломается. Но резать сталь, как воду? Такое – только для большого дела.

Йялл оказался действительно очень высок и тяжел, даже крупнее жутковатого Четвертого, но вызывал он не испуг, а сострадание. Боль выпила все силы этого гиганта, кожа выглядела серой от слабости и усталости. Но двигался Третий удивительно мягко и уверенно, с поистине звериной легкостью и совершенно невесомой грацией. Невесомой! В нем, пожалуй, килограмм сто десять, а то и больше… а если откормить?

Утомлен, измотан, но по-прежнему непомерно могуч. Я совершено не удивилась, обнаружив хозяина в углу, с небрежно смятой шеей и разбитыми в крошку при ударе о стену ребрами. Одной проблемой меньше. Две оставшиеся мне заботы – те самые волчицы, приведенные сверху, – лежали тихо и ощущались с трудом, и старшая, и младшая. Особенно мое стонущее от переутомления чутье обеспокоила рыженькая, с выпирающими ребрами, провалом вечно пустого от недоедания живота, бледная и грязноватая, с жалко свалявшимися волосами, темными отметинами кровоподтеков и синяков, наполненная мучительной болью и усталостью. И все равно – удивительно, неправдоподобно красивая. Я невольно подумала про свою наставницу, невесть с чего решив, что для нее эта девочка могла бы стать той, много раз оплаканной так и не родившейся очень давно дочерью. Они похожи до странности – гибкая легкая фигура, взлетающие брови, полноватые губы, солнечная бронза волос. И тепло дара, которым обе щедро делятся с другими, вечно забывая оставить себе хоть уголек на растопку. Как мне ее вытащить? Остались бы силы, попытаться стоило бы немедленно, но в пропитавшем лабораторию вековом отчаянии невозвратно гасли последние крохи способностей.

Я устало перехватила ставший довольно тяжелым меч, Йялл послушно завернул девочек в ткань и вскинул на плечо. Сам еле идет, но двигается привычно тихо и точно держит заданное место – левее, чуть сзади. У лифтов я почти свалилась в руки Эла, такие родные и теплые после боли мертвого яруса.

Всю обратную дорогу я спала, спасибо Лайлу, истратившему на мое лечение остаток своих немалых способностей. Он знал, что делает. Нам еще волчиц уговаривать вернуться в мир живых, а они не слишком хотят сюда.

До больничного отсека меня, похоже, донес Эл. Бережно и мягко разбудил, виновато притих в сторонке, ничем более не в силах помочь. Ночь давно кончилась, солнышко примерялось перешагнуть полуденную черту, тупая от затянувшейся бессонницы голова не желала думать, чутье было с ней полностью солидарно. Мы – Тимрэ, Лайл и я – упорно боролись с собой, пролечив девочку с третьего яруса, «ним-3/3», затем сестру Йялла, которую уже кто-то надумал звать Яли.

Тимрэ пристроил к уходу за больными старшую волчицу, прежде присматривавшую в Гнезде за девочками. И настало время браться за дело, которое мы так усердно оттягивали. Потому, что почти не верили в его успешное разрешение.

Минут через десять мы знали, что точно ничего не сможем.

Рыжеволосая не желала больше жить в мире пустыни, где радости нет настолько же, насколько нет жизни, воды или годного воздуха. Главное – хоть капли свободы. Она уходила охотно, с сознанием исполненного до конца долга, целиком отдав силы сестре Йялла, обеспечив для подруги возможность перенести самую тяжелую боль и все же выдержать, уцелеть, не сломаться.

А потом самый расторопный и заинтересованный из нас – Ринк, с восхитительной и достойной уважения скоростью рассмотревший в рыжей все, что стоило рассмотреть, – принес малыша, о котором рассказал умеющий помнить важное разведчик волвеков, и сразу стало замечательно просто и хорошо.

Наш потраченный дар, с трудом копимый заново на донышке души, не понадобился, Четвертый прекрасно обходился и без того. Он неспешно и обстоятельно рассказывал ей о Релате, о корабле, волвеках, айри, спасенных детях. И пока она сидела, прижав ребенка, в надежном кольце смуглых рук, ей было легко верить в хорошее. Йялл довольно улыбнулся, вспоминая свою Сидду. Он засобирался уходить одним из первых. Лайл тоскливо глянул на дочь и кивнул – провожу, расскажу, на лифте-то жилой сектор рядом. Тимрэ устроился дремать на свободной кровати, он корабельный врач, он отсюда не уйдет, пока есть хоть один больной. Вечер едва наметился, но мы даже не стали ждать ужина. Я опять заснула и очнулась уже поздно утром, удручающее одинокая, но отлично отдохнувшая.

Мы с Элом на Релате виделись реже, но зато теперь, каждый день вместе, для себя не могли наскрести и пары свободных минут. Если так пойдет дальше, он вообще не заметит, как я постарею. Вот – опять вызван Дедом. У Юнтара, к несчастью, типичная старческая бессонница, отягощенная комплексом полной ответственности за нас, неразумных. И на сей раз его посетила идея восстановления связи с родиной. Эл черкнул мне пару строк, привычно коротко и сухо: «Юнтар нашел местные спутники работоспособными, вторая группа, на орбите Релата, до сих пор тоже цела. Скоро не жди, мы думаем. Отдыхай.»

Я привычно метнула подушку в стену, представляя, как она попадает в затылок задумчивого Деда и со звоном встряхивает в его голове тесно прижатые друг к дружке умные мысли. Думают они!

Перспектива безделья-отдыха меня мало радовала. Впрочем, затянулся он недолго, я едва успела выбраться из душа, когда в дверь неуверенно заскреблись.

Открыла.

Обнаружила рыжую волчицу, нервно кутающуюся в полотенце, с ребенком и без Ринка, что более чем странно. Я даже выглянула в коридор и осмотрелась. Она поняла.

– Не спал всю ночь, я, видимо, кричала, – виновато вздохнула пришедшая, переминаясь на пороге. – Он умеет снимать тревогу, но это тяжело дается, знаю. Теперь отдыхает, я тихо ушла, решила с тобой поговорить. Еле нашла, тут запахи плохо держатся.

– Его накормила, а сама? – почти сердито спросила я.

– Я тут пока ничего найти не могу, волк сам ночью сына накормил и еще еду оставил на видном месте.

– И тебя бы накормил. Его, кстати, зовут Ринк.

– Мне обязательно надо успеть поговорить, пока он спит. Удачно, что и твой хозяин ушел. Есть время, – она наконец подняла голову, и я окончательно убедилась: сказанное вчера Ринком прошло мимо усталого сознания, значение имели лишь тон и голос. – Он тебя даже не запирает. Тут вообще нет закрытых дверей. В этом лабиринте хозяева куда хитрее, не ломают, а ловко приручают нас. Так искусно, что я уже и не чувствую сил сопротивляться.

– Что же ты хочешь знать?

– Чья я теперь и как часто могу видеть сына? Как нас используют и как вести себя с хозяевами? Кто хозяин Ринка и можно ли мне навещать волка, будут ли его за это наказывать? Где младшая, «йялли-2/7», если она жива? У меня много вопросов, – она виновато сжалась.