Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды

Кстати, а который фиг лепить-то? Левый или правый? Сложил два кукиша, сравнил… Правый. Наше дело правое…

Места вот только маловато… Ромка озабоченно огляделся и наконец решил переложить мешки на вершину, сетку с капсулами бросить прямо в трубу, а раствор замешивать в самой седловине. Все-таки выемка, поудобнее малость…

К полудню еще пять колец легли одно на другое, и жуткое сооружение достигло полуметра над уровнем глыбы – кривоватое, ребристое, как песок на речной отмели, однако довольно прочное. Пока. А вот дальше… Ромка снова сложил кукиш и окольцевал пальцами левой руки правое запястье. Замерил. Затем повел пальцы вверх, и хватка разорвалось. Нет, пожалуй, так сильно трубу расширять не стоит. Потом ведь еще смыкать…

– Рома… – продребезжал неподалеку встревоженный голос дедка Сократыча.

Ромка вскинул голову и очумело огляделся. Пятачок кишел надзорками. Их было штук десять, а то и больше. С высоты трех с лишним метров (Ромка поднялся в рост) они до отвращения напоминали огромных черных тараканов, бестолково суетящихся на светлом линолеуме.

Дедок Сократыч тоже боязливо озирался. Должно быть, ему потребовалось немало мужества, чтобы приблизиться к Ромкиному пьедесталу.

– Рома, послушайте меня! – взволнованно заговорил он. – Поскольку одна из моих гипотез подтверждается, увы, прямо на глазах, я обязан вас предостеречь, Рома!

– Ну, давай… – согласился тот и сел на край глыбы, свесив босые ноги с уступа. Словно дразня надзорок, пошевелил пальцами.

– Рома, я преклоняюсь перед вашим упорством и мужеством, но вы, кажется, в самом деле пересекли грань дозволенного… Посмотрите, как они беспокоятся! Такого никогда не было!

– Ну так… – самодовольно хмыкнул Ромка.

– Поймите, Рома! Вас вывезли сюда совсем для других целей. То, чем вы сейчас занимаетесь, возможно, наказуемо. А вы уже знаете, как они могут наказывать!

– Не нравится, значит, когда им фиг лепят? – Физиономия Ромки прямо-таки дышала злорадством

– Да не в этом дело, Рома! Хозяева скорее всего и понятия не имеют, что именно вы там лепите Важен сам факт… Занявшись творчеством, вы как бы присваиваете себе божественные функции… А боги, как правило, ревнивы, Рома! Прометею, например, пришлось в итоге расплачиваться собственной печенью…

– Дед! – ласково сказал Ромка. – Мне работать надо…

Добравшись до того места, где полое лепное запястье расширялось, переходя в собственно фиг, Ромка взмок и разозлился. Вот уже несколько раз, сердито сопя, он отрывал и перекладывал не правильно уложенные кольца. То и дело возникала необходимость свериться с оригиналом, а одной левой тоже не больно-то полепишь… К перечисленным неудобствам следовало добавить невозможность сойти с глыбы и осмотреть свое детище издали – на пятачке по-прежнему крутились надзорки.

Покончив с последним мешком, Ромка обнаружил, что золотистые громады вокруг побледнели и обесцветились. Начиналось время серых сумерек.

Спрыгнул с приступочки и, сделав пару-тройку шагов, обнаружил, что окружен надзорками. Сердчишко прыгнуло и заметалось…

– Ребята, ребята, – забормотал Ромка, снова отступая к глыбе. Что-то ткнулось ему под коленки. Взмахнул руками, оглянулся… Так и есть! Еще одна…

Терять было нечего, и Ромка кинулся вперед – прямо на широкие акульи рыла. Дерзко оттолкнувшись босой ногой от выпуклого панциря, перелетел на ту сторону и метнулся к светлому пятну скока.

Напоследок еще и обернулся.

– А вот фиг вам! – торжествующе сказал он сумеркам, где смутно белела глыба и ворочались округлые сгустки мрака.

Сегодня-то – фиг… А вот завтра как?

– Во, блин! – озадаченно вымолвил Ромка.

Пятиэтажка сияла огнями. Собственно, ничего чудесного в этом не было – Ромка и сам мог приказать «конуре», чтобы она осветилась целиком. Но кому, хотелось бы знать, взбрело в голову нагрянуть сюда на ночь глядя?

В озаренном изнутри проеме первого подъезда, привалясь плечом к косяку, темнела коренастая фигура Василия.

– И чего? – с интересом спросил Ромка, подойдя.

Василий тяжко вздохнул.

– Пошли, – сказал он. – Все уже собрались…

Ромка хмыкнул и, покручивая головой, поднялся вслед за ним на второй этаж, где в комнате с трех-спальным ложем и бугорком серого порошка в углу он действительно увидел знакомые лица. Отсутствовали, пожалуй, только Леша, Пузырек да еще та лупоглазая девица, имя которой Ромка так и не смог запомнить.

– Вы бы еще куклу Машу пригласили, – нагло сказал он и, пройдя в угол, сел, уперев одну руку в пол, а другую положив на вызывающе вскинутое колено.

Клавка надувалась и вращала глазами. Сократыч сидел, смущенно подняв плечики. Никита был равнодушен. Крест обеспокоенно вертел головой. Этих двоих, надо полагать, затащили сюда насильно.

– Ну давай ты, что ли, Вась? – недовольно молвил мужичок по имени Коля.

Василий засопел, нахмурился, однако противиться не стал и вышел на середину комнаты.

– Рома, ты всех достал, – рубанул он наотмашь.

Ромка повесил голову, и такое впечатление, что пригорюнился. Самые наивные даже переглянулись с надеждой: да уж не раскаивается ли? Ромка молчат довольно долго, потом вздохнул.

– Кого – всех?

– Всех! – громыхнул Василий. – Даже хозяев! Надзорки вон с ума посходили!

– А вам-то что? – не понял Ромка.

– Да как это что? Как это что? – взвилась Клавка, но на нее тут же зашикали и замахали руками. Умолкла, раздувая глаза и ноздри.

– Объясняю, – процедил Василий и вдруг тоже взорвался; – Да ты же, паразит, всех надзорок на себя стянул! Возьми того же Сократыча! Раздолбает камушек – ждет надзорку… А та, сволочь такая, хуже «скорой помощи»! Не едет и не едет… Понял теперь?

Ромка моргал.

– Совсем не едет? – с любопытством спросил он.

– Н-ну… потом-то, конечно, приезжает… – нехотя признал Василий. – Но все равно ведь ждать замучишься!

– Ага… – медленно проговорил Ромка. – Значит, все-таки приезжает…

Теперь уже и Василий раздул ноздри.

– Ты что, издеваешься?..

– А? – Ромка поднял на него замутненный взор. – Нет… я… думаю…

– Думает он! Короче, Рома! Все тебя просят… Понимаешь? Все! По-хорошему просят: Рома, завязывай!

– Послезавтра, – сказал Ромка. –

– Что послезавтра?

– Послезавтра закончу…

Посде этих слов рухнула такая тишина, что дедок Сократыч даже заерзал, жалобно покряхтывая.

– Василий… – позвал он. – А может быть, в самом деле?.. Ну что решают два дня в конце-то концов?.. Вы же знаете: он ведь не отступится…

Василий метнул на него бешеный взгляд через плечо и снова повернулся к Ромке.