Наталья Колесова - Карты судьбы

Последние слова Элджи произнес медленно. Открыл глаза – и стал обычным Элджи.

– Пошли посмотрим, что там с Айлендом, – сказал спокойно.

Пес при виде хозяина заскреб передними лапами, пытаясь подняться. Элджи уселся рядом, положил его ужасную морду себе на колени, говоря что-то вполголоса. Постояв, я тоже опустился на каменные ступени, прислонился спиной к стене…

Псы спали. Дремал Айленд, над которым Элджи всю ночь наговаривал что-то. Сам парень сидел в прежней позе, опустив веки, лицо его в наползающем утреннем тумане было серым и осунувшимся. Я встал.

– Пойдем-ка спать, приятель.

Элджи открыл глаза, поморгал, тяжело поднялся на онемевшие ноги и, качнувшись, рассмеялся. Я легко подхватил его на руки. Сделав шаг к лестнице, понял, что он уже спит. Отнес его в свою спальню, уложил на постель, стянул сапоги и укрыл одеялом.

Когда в назначенный час в дверь заглянула улыбавшаяся Мэгги, я подпрыгнул в кресле и зашипел:

– Иди, потом, потом придешь!

Лицо Мэгги вытянулось, когда она увидела на кровати своего спящего хозяина. Совершенно неожиданно заявила громко:

– Ну уж нет! Вижу, теперь мне здесь делать нечего!

И крепко брякнула дверью. Чертыхнувшись, я оглянулся. Элджи сидел на кровати, уставившись на меня сонными, обведенными синевой глазами.

– Что?! Кто это?

– Мэгги.

Элджи кивнул, зевнул и снова улегся, подложив под щеку кулак.

– Что она?

Я пожал плечами.

– Сказала, ей здесь теперь делать нечего.

– Ну и дура, – равнодушно сказал Элджи.

– Она в разговоре почему-то называет тебя Габи. Элджи смущенно улыбнулся.

– Габриэлл – мое второе имя. Оно напоминает мне королеву, и я не люблю его. А Габи… Это мое детское прозвище. Я раньше очень походил на девочку.

«Ты и сейчас походишь, – подумал я. – На храбрую, сильную, ловкую, но все же девочку».

– С кем ты говорил там, в библиотеке?

– Как с кем? С Габриэллой, конечно! Она наслала на замок свою тварь, нарушила договор и…

– Но как? – перебил я. – Как ты с ней мог говорить? Она же у себя в замке, а ты…

– Ну, у нее королевский талисман, а я… я сам по себе многое умею. Потому-то мы и стараемся не сталкиваться, заключили этот договор – я не суюсь к ней в замок, а она – ко мне в Элджертон.

– Королева Габриэлла боится маленького Элджи? Элджи поколебался.

– Скорее не меня… Альберта. Он взял меня под свою защиту.

– Ах, так все-таки взя-ал… – поднял я брови. Но, видя, как неприятен этот разговор, сменил тему. – А что это за… молитва там, в библиотеке? Мне показалось, это стихи. Что-то про Асмура, Ганелону.

– Это легенда, – мрачно сказал Элджи. – Последние слова, которые, по слухам, сказала моя мать Асмуру. Ты знаешь, что он убил ее?

– Король? За что?

– Все знали, что Ганелона колдунья. Откуда-то пошел слух, что это она натравила на нас северян. И тогда Асмур предложил ей поединок, чтобы избежать ненужного кровопролития. Если победит она, королевство сдается, а если он…

– Но драться с женщиной… Глаза Элджи сверкнули.

– Ты не знаешь, как воюют женщины в нашем роду!

– Но ты не веришь, что это она привела врагов?

– Нет. Я даже думаю… иногда, что сам Асмур пустил слухи, чтобы избавиться от Ганелоны. Может, думал, она подстрекает Альберта… не знаю.

– А Альберт?

– Он был далеко. А когда узнал… Альберт был очень привязан к Асмуру. И верил ему. Мы никогда не говорили с Альбертом об этом. И…

Элджи помолчал.

– Я знаю эту легенду наизусть. Можно сказать, она была моей молитвой с детства. Но многое мне непонятно. Вот, слушай.

И он заговорил быстрым, немного задыхающимся, словно от быстрого бега, голосом:

– Король мой, Асмур, господин, – Сказала Ганелона. -

– Один с тобою на один Мы встретились у трона.

И проклят будет тот из нас, Кто победит другого. А мертвый будет мертв, Пока

Не стает боль былого.

Но рок и смерть отступят вновь,

Когда опять прольется кровь,

И эта кровь – подарок мой,

Сквозь годы посланный судьбой.

И золото моих волос,

И серебро последних слез -

Все будет в памяти твоей, Чтоб стал печальней и мудрей; Чтобы моей любви крыло Тебя любовью обожгло, И чтобы ненависти плеть Заставила твой ум гореть, И чтобы ты не мог понять, Убить меня – или обнять. И чтобы, потеряв двоих, Ты плакал над одной из них. И чтобы он, любимый мой, Прощенье даровал собой. И чтобы смертью смерть поправ, Ты все же оказался прав…

Элджи перевел дыхание.

– Будет проклят – понятно, вскоре Асмура убили. А дальше – она предсказывает то, что никогда не происходило и уже не может произойти… И почему – «золото волос»? У Ганелоны были черные волосы…

Я невольно посмотрел на его шевелюру. Можно было их назвать и золотыми…

– Легенды многое переиначивают, Элджи. На то они и легенды. Но если она невиновна, почему не сказала об этом Асмуру?

В его голосе была горькая гордость.

– Ты не знаешь нашей крови, Гордон. Мы предпочтем скорее умереть, чем оправдываться в том, в чем не виноваты.

Идиотская, на мой взгляд, гордость. Но кто их поймет, этих королей…

Элджгеберт действительно оказался стойким бойцом – не уставал, не уступал, и мне не пришлось давать ему особой пощады. Но каждый раз, когда мы сходились на шпагах или мечах, я испытывал странное чувство. Рисунок боя был мне знаком. Очень знаком. А ведь эту манеру фехтования не назовешь распространенной…

Элджи отсалютовал мне шпагой.

– Замечательно, Гордон! Ты совсем оправился. Скоро тебе будет скучно драться со мной.

Я провел ладонью по шпаге. Элджи с одобрением поглядел на мышцы моей руки и уставился на шпагу.

– Она тяжелее моей… Гордон… где ты взял ее?

– Эта шпага всегда была со мной, малыш.

– Хочешь сказать – с того времени, как тебя нашли?

– Да. В чем дело?

Элджи приподнял эфес своей шпаги. Этот рисунок… Силуэт летящей птицы на фоне солнца. Немного стершийся, но совершенно такой же.

– И что это значит, Элджи? – негромко спросил я.

– Такие шпаги с клеймом делаются только у нас в королевстве. И только для своих. Это значит, что ты, Гордон, или родился здесь или долго жил до… до того.

Глаза Элджи искрились праздничным золотом.

– Гордон, ты что-то нашел! Понимаешь? Ты рад? Я медленно качнул головой.

– Мы не знаем, как попала ко мне эта шпага. Может, я добыл ее в бою… или украл. Или она вообще принадлежит тому, кто проломил мне голову… Думаешь, оружейник, что ее делал, еще жив? Думаешь, он признает того, кому ее продал?

Я слишком часто обманывался. Элджи понял. Успокаивающе коснулся моей руки.

– Ну, Гордон. Я найду человека, который бы тебя знал. Я усмехнулся.

– Опросишь всех в королевстве?