Руслан Мельников - Алмазный трон

Зато он едва не оглох от взрыва, сотрясшего всю тронную залу.

Демон на алмазном троне дышал и никак не мог надышаться. На лестнице уже не осталось ни одного живого человека, а проклятый демон все дышал и дышал.

И похоже, ничего не замечал вокруг.

Чем, собственно, и воспользовался Тумфи.

Урус, поднявший с пола дымящийся факел, поначалу озадачил Бельгутая. Зачем Тумфи понадобился факел в хорошо освещенной зале?

Но когда ведьма, сидевшая у ног демона, осторожно извлекла из-под трона и подала урусу фитили ханьских громовых шаров, все стало ясно. Бельгутай разгадал план Тумфи.

Смелый и отчаянный план.

Он оглянулся, скользнул взглядом по лестнице у себя за спиной. Наверное, можно было бы попытаться взбежать по ней наверх и укрыться там. Но ни Тумфи, ни ведьма этого делать не стали. Бельгутай тоже не будет.

Суета могла привлечь внимание твари. Резкие и быстрые движения могли ее насторожить.

Демон очнулся, когда длинные фитили уже горели. Демон даже не смотрел на Бельгутая, он что-то говорил Тумфи и ведьме, которые надеялись укрыться в глубоких бороздах на полу перед троном.

Но от того места, где стоял Бельгутай, до спасительных канавок слишком далеко. И единственное, что он мог позволить себе…

За мгновение до взрыва Бельгутай бесшумно скользнул чуть в сторону. Спрятался за неподвижную фигуру ханьского мага, замороженного урусским колдовством.

Хоть какое-то укрытие…

Впрочем, в его надежность Бельгутай не особенно-то и верил.

Прикрыв глаза, он приготовился умирать.

Адамант — крепкий камень. Но трон был сложен не из алмазного монолита, а из множества отдельных самоцветов. А огненного зелья в громовых шарах было набито под завязку. К тому же взрыв ханьских адовых сосудов, по всей видимости, высвободил еще и магию, накачанную в кристаллы.

И сила взрыва была такова…

Трон развалился на куски. Куски разлетелись в стороны. Алмазные осколки брызнули по всей зале. Крупные самоцветы — цельные, граненые, спаянные друг с другом по несколько штук во фрагменты блестящей мозаики и одиночные, сверкающие, словно кусочки колотого льда.

Выщербив своды и стены, адамантовый град посыпался вниз.

Один камень, звякнув, задел шлем Тимофея. Еще два самоцвета ощутимо ударили по спине. К счастью, кольчуга и толстый поддоспешник защитили от осколков.

Тимофей вдруг обнаружил, что больше не чувствует в голове чужого присутствия. Никакого. Абсолютно.

Неужели! Неужели получилось?! Неужели сработало?!

Он вскочил на ноги. С кольчуги и шлема осыпались колотая щебенка и пыль.

Он выбрался из канавы-укрытия. Огляделся. Неподалеку бешено вращался дымящийся обломок железного шара, похожий на черепок толстостенной керамической плошки.

Рядом, заходясь в кашле, поднималась из пыльных клубов Арина. На голой гречанке не было никакой защиты. Магический щит она, по-видимому, не поставила тоже. То ли была еще недостаточно сильна, то ли не хотела настораживать Кощея раньше времени и сдерживала волшбу до последнего. На спине Арины, в районе правой лопатки, кровоточила содранная кожа. На левой ноге тоже виднелась отметина. Сочилась кровь из-под слипшихся грязных волос.

Впрочем, им еще повезло. От верной смерти их уберегли канавки-окопчики, пробитые в плитах пола. На них осколки сыпались сверху — уже на излете. А вот если бы не было никакого укрытия…

Дым постепенно рассеивался, пыль оседала. Магический свет освещал залу все так же ярко и холодно.

Трупы, лежавшие на открытом месте, выглядели ужасно. Некоторые были расчленены и разорваны. Некоторые сметены к стенам и изломаны о камни. Некоторые буквально изрешечены острыми адамантами. В черепах и телах покойников зияли крупные дыры. Топорщились вывернутые под неестественными углами полуоторванные конечности. Блестели вывернутые внутренности.

От осколков ханьских шаров и града острых кристаллов мертвецов не защитили ни кольчуги, ни пластинчатые латы. В глубоких ранах сверкали гранеными боками перемазанные кровью алмазы. Весь пол залы также был усеян блестящими адамантовыми россыпями.

Куда-то смело Бельгутая. К лестнице отбросило расколотый надвое труп замороженного ханьского колдуна. Прах Угрима и вовсе рассеялся без следа.

На месте Кощеева трона дымилась воронка в полторы сажени глубиной. Самой твари нигде видно не было. Все? Конец?

Самой — нет.

Зато куски твари…

Тимофей обратил внимание на странное шевеление и трепыхание разорванной плоти среди неподвижных мертвецов. Кощей Бессмертный, Кощей Неупокоиваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Несокрушимый — даже расчлененный на части, он все еще продолжал жить.

И кровь твари…

Черными пятнами, мало похожими на обычную человеческую кровь, было заляпано все пространство перед троном. Кощеева кровь густела, однако не запекалась. Темные ручейки и нити сукровицы — вязкие и липкие — тянулись друг к другу через разбросанные взрывом самоцветы, через грязь и пыль, через неподвижные изуродованные трупы, не мешаясь ни с чем, но постепенно связывая натекшие лужицы в единую сеть. Даже разметавшийся по зале мелкий крап соединялся тонкой, едва заметной подрагивающей паутинкой. Воссоединиться стремилось все, до последней капельки. Не терялось ничего…

«Единение частей целого, — вспомнилось Тимофею. — Начало вечной жизни и вечной власти НЕУПОКОЕННОГО». Он вдруг с тоскливой отчетливостью осознал: нет, это был еще не конец. Далеко не конец. Если конец этому вообще есть. Если вообще можно прикончить ТАКУЮ тварь!

Жуткое тошнотворное действо шло вовсю. Крупные куски, мелкие частицы, потеки и капли крови буквально на глазах начинали сползаться, стягиваться, находить друг друга, собираться гроздьями. Слипаться, сливаться. И чем дальше — тем быстрее… быстрее… быстрее…

Бесформенные окровавленные ошметки тулова, подобно большим и маленьким слизням, стекались в лужах крови навстречу друг другу. Рваные хрящи и жилы извивались, словно хвосты и щупальца. Сплетались, стягивались, скручивались и увязывались жирные склизкие змеи разбросанных по зале кишок. Соединялись, вновь обрастая плотью, обнажившиеся кости цвета жженой древесины. Оторванные руки скребли длинными тонкими пальцами пол и волочили за собой вырванные куски плеч, ключицы и ребра. Ноги сгибались в коленях и, отталкиваясь от пола пятками, как гигантские членистые гусеницы подползали к развороченному тазу. Пальцы на ступнях шевелились и помогали движению ног.

Катилась, переваливаясь с уха на ухо, голова с выпученными глазами и оскаленным ртом. Мелькали поочередно лицо и затылок, затылок и лицо… Волосы, обмотанные вокруг лица, были похожи на налипшую траву и на рваную пряжу. С каждым кувырком влажно хлопал об пол пучок жил и вен, торчавший из разорванного горла. Сухо стукались о каменные плиты темные костяшки шейных позвонков, что волочились за головой.