Никому и никогда - Loafer83
— Там роботы спят, не будем их будить, а то разозлятся, — пояснил старик, когда они резко взяли влево и пошли немного назад, по широкой дуге обходя массивное черное пятно впереди.
— А роботы тут с характером? — спросил Максим.
— Да, в отличие от людей. Дальше идем молча, входим в зону пограничного контроля, — старик шикнул на Айну, девочка послушно замолчала.
Через двадцать метров они вошли в странную зону, где не было столбов, не было темнеющих холмов или недовольного скрипа, а стояла тяжелая гнетущая тишина. Тело покрылось мурашками, стал бить сильный озноб, а в голову ударила кровь, стало трудно дышать от давления, заболели глаза. Максим понял, что они вошли в сильное электромагнитное поле, пронзающее их насквозь, пересчитывающее каждую клетку, каждый атом, возбуждая и угнетая невозможностью утилизировать ненужную и вредную энергию. Всем было тяжело, и после выхода из зоны, старик объявил привал. Они сели вокруг широкого столба, каждый сделал по большому глотку воды, а Альфиру ужасно тошнило, и она никак не могла успокоиться, с трудом подавляя непонятную панику, охватившую ее.
— Что это за место? — спросил Максим. — Зачем они облучают?
— Это сканер, просто он очень старый и выдает слишком сильный поток излучения. Ничего, скоро пройдет. Хорошего мало, но иначе из зоны мегаполиса не выйти. Инспектора думают, что челноки тащат на себе, как раньше, но для этого есть роботы, а у них свой тракт, туда человеку заходить нельзя, а излучение сожжет роботу мозги, — объяснил старик.
— А людям можно мозги жечь? — раздраженно спросил Максим, голова болела невыносимо, сердце заходилось в тахикардии, не желая успокаиваться.
— Людям можно, еще нарожают, — спокойно ответила девочка. — Питомники переполнены, а от старых надо избавляться.
— Айна, нельзя же так, — Альфира похлопала ее по руке. — Это жестоко.
— Айна все верно говорит. Об этом знает каждый ребенок в питомнике. Всего на всех не хватит, поэтому надо регулировать численность всеми возможными способами. Разве наверху не так? — старик достал что-то из кармана, и чиркнул зажигалкой. Запахло жженым деревом, перемешанным с подбродившими сухофруктами.
— Деда, опять ты дымишь! Фу, перестань! — возмутилась Айна, уткнувшись носом в Альфиру.
— Я быстро, надо сердце успокоить, а то что-то разошлось. Будешь? — старик толкнул Максима. — Помогает, детям нельзя, они тупеют от этого дурмана.
— Спасибо, я не курю, — ответил Максим, тут же вспомнив все попытки начать курить, когда приходилось себя заставлять, глотать едкий горький дым, бьющий сразу в голову, отдаваясь тошнотой и головной болью, быстро сменяющейся прохладным отходняком, но мерзкий вкус во рту заставлял постоянно сплевывать и кашлять. — Сам справлюсь.
— Вот и правильно, нечего травиться самому, — согласился старик. — А я привык, как на войне начал, так и бросить не могу.
— Деда, не надо опять про войну, — жалобно попросила Айна.
— Не буду, я так, объяснить хотел, — поспешил ее успокоить дед. — Ты есть хочешь?
— Неа, у меня еще много сил, — бодро ответила девочка.
— Ты предупреждай, когда тебя нести, а то не хочу опять искать тебя в приямках. Айна может уснуть на ходу.
— Кого-то она мне напоминает, — хмыкнул Максим. — Интересно, что она делает?
— Спит, — уверено сказала Альфира и, прислушавшись к оберегу, закивала. — Спит как убитая.
— Хорошо, — вздохнул Максим, острая боль от волнения за сестру пронзила сердце. Об Илье он не беспокоился, зная, что парень не пропадет.
Юля действительно спала. В камере делать особо было нечего, дверь разблокировали, но дальше одного коридора и столовой она пройти не могла, двери не видели ее, даже не просили приложить метку, ключ, карточку или чем они там пользуются. Она так и не смогла понять, не видя, чтобы кто-то доставал ключи или метку и прикладывал к валидатору, ей казалось, что темно-серая трапеция справа от двери и есть валидатор. Все проходили просто так, двери сами открывались, заедали, но после пары пинков, открывались. Можно было попробовать проскочить вместе с ними, но Юля боялась. Страх полз к ней каждый раз, когда она слишком далеко заходила за столовую или слишком долго находилась в душе.
Она ела пять раз в день, или больше, часов не было, и она просто шла в столовую, когда хотела есть. Перед этим много бегала взад и вперед по коридору, упражнялась, заразив этим и веселых девушек, с ними Юля играла в футбол. Так смешно было смотреть, как они отбивают мяч головой, а сложные прически стойко выдерживают удар, еще бы, столько лака вылить. Юля даже потрогала, как камень, и как они потом моют голову и моют ли вообще?
С душевой она быстро разобралась, кто сказал, что только раз в неделю? Там стоял какой-то счетчик, что-то пищал на нее, наверное, ругался и угрожал. Юля ходила бессовестно часто, чтобы как-то занять себя. Полотенец не было, зато мощная сушилка, которая и белье высушила за пять минут, а вот мыла было завались. Дегтярное, как у Альфиры. Юля не воротила нос, как девчонки в классе, обнюхивая Альфиру и зажимая, как же им хотелось тогда дать по морде, но Юля обещала тренеру не использовать свои навыки для мести, и держала слово. Альфа не обращала внимания, у нее дома хватало знатоков высокой парижской моды, боявшихся руки помыть куском темно-коричневого мыла.
— Не спи, я же знаю, что ты не спишь, — голос раздавался издалека, но на последнем слове остановился прямо над ухом. — Юля, открой глаза. У меня мало времени.
Юля открыла глаза и увидела Лану, смотревшую на нее сверху вниз, как ученый натуралист смотрит на живую букашку, но добрее. Юле показалось, что это не Лана, и она решила, что все это сон, который никак не хотел продолжаться. На Лане было длинное черное платье с белыми цветами, лоза которых доходила до самых кистей. Она была в белых перчатках, волосы просто стянуты в клубок без единой заколки или украшения. А еще она была босая, чего Юля никак не ожидала. Судя по всему, Лана шла издалека, ноги у нее были чернее сажи.
— Я подумала, что это сон, — Юля села и с настороженностью посмотрела Лане в глаза. — Это сон?
— Как ты думаешь, то, где ты сейчас, сон или нет? — Лана подошла к сгоревшему щиту и щелкнула его пальцем.
— Нет, точно не сон. Но очень похоже на бред, — она встала и подошла к Лане. — Где я нахожусь?
— Здесь,
