Кровавый рассвет - Казаков Дмитрий Львович
Неужели тот странный олдаг вместе с силой наделил ученика Лерака Гюнхенского безумием? Но откуда он взялся, корни и листья? Кем являлся на самом деле? Ведь ясно, что облик альтаро был лишь маской, личиной, нужной для того, чтобы не слишком пугать роданов.
Тар-Готиан вежливо молчал, лицо его оставалось спокойным, а вот Гундихар сопел и морщился. Двигал бровями, накручивал на толстые пальцы пряди бороды и вообще всем показывал собственные чувства.
– Ха-ха, – сказал он, когда Бенеш умолк. – У меня есть двоюродный брат, Варлин фа-Нарли. Так вот он, клянусь пометом драконов, когда выпьет, несет такой же бред. Но только не утверждает, что это правда. Ты можешь сказать четко – куда и зачем нужно попасть?
– Э… ну… – На лице молодого человека отразилась обида. – Опорные горы, я же говорил… Я чувствую, оно зовет меня, да. Семя пробудилось и надо… надо идти туда… – Глаза его на мгновение вспыхнули призрачным зеленым огнем, а голос стал неожиданно твердым. – И я дойду, да!
После этого Бенеш отвернулся, а затем вовсе поднялся и ушел на самый нос.
– Вот зараза, – проговорил гном, ожесточенно скребя макушку, – готов поставить свою голову, что он искренне пытался нам объяснить. Такое чувство, что у него в башке… много… – Он замялся.
– Нечто слишком большое, чтобы выразить его в словах, – пришла на помощь Саттия.
– Посланец Великого Древа не может быть искусен в речах, – торжественно сказал тар-Готиан. – За него говорят его дела.
– Посланец, как же… – проворчал Гундихар. – Почему именно Бенеш? И для чего он так рвется в Опорные горы? Что там есть, кроме недобитых тиренов и логова Безымянного? Ничего!
Саттия и бывший сотник переглянулись, и девушка ощутила, как по спине побежали мурашки. Неужели их давний спутник рвется туда, к окутанным вечным туманом вершинам, откуда еще никто не возвращался? Так что, это непонятное семя находится там?
– Ладно, – сказала она. – Терсалима нам не миновать, с корабля не спрыгнуть. А там посмотрим, чего делать.
– Верно, прибей меня Аркуд. – Гном ухмыльнулся, но совсем невесело, а тар-Готиан просто кивнул.
До самого вечера шли на север, вдоль изрезанного узкими бухтами берега. Из джунглей торчали белые и желтые скалы, подходили порой к самому морю, так что волны облизывали подножия высоченных утесов, и кипела на их гребнях белоснежная пена.
Попадались деревушки, такие же крохотные, как и первая, но горизонт был чист, без каких-либо признаков кораблей. Все прятались в портах, ожидая, пока нагхи уберутся прочь.
Ночью «Дельфин» угодил под дождь, и до рассвета плыл в сырой шелестящей тьме. А утром на южном горизонте появилась черная точка, при взгляде на которую на лице Курт-Чена появилась несвойственная гоблинам бледность.
– На весла, акульи дети! – рявкнул он, и матросы не заставили себя упрашивать.
– Нагхи… – сказал тар-Готиан. – Всего один корабль. Идет к берегу, на запад. Заметит нас или нет?
Весла вспороли морскую гладь, под килем галеры раздраженно зашумела вода. Такули-Варс на корме поднял руки, и ветер, давивший на парус, усилился так, что заскрипела мачта. «Дельфин» ускорил ход, некоторое время его болтало, но затем качка пропала.
Корабль словно летел над волнами.
Черная точка на горизонте сначала выросла, превратилась в пятнышко, так что Саттия различила очертания массивного корпуса. А затем начала уменьшаться, пока не пропала за горизонтом. Только после этого взопревшие матросы бросили грести, а маг ослабил напор ветра.
– Не мы были их целью, – сказал капитан, – и только это позволило нам ускользнуть. Избавь нас все боги от ярости нагхов…
Следующие несколько дней походили один на другой так, что впору было начать путаться. Галера шла вдоль берега, не удаляясь слишком далеко, но и не приближаясь вплотную. Несколько раз приставали, чтобы набрать пресной воды, единожды ночевали на суше.
Затем стали встречаться гоблинские города, большие и богатые: Сарузы, Каносс, Ларна…
За Ахенами начались совершенно дикие места. Малый Огненный хребет вновь подошел тут к самой воде, и берег превратился в настоящую стену из серого камня, что уходила на сотню локтей в высоту. Над ней поднялся частокол гор, вершины некоторых покрывал снег, другие курились, давая знать, что в их телах кипит расплавленная кровь земли.
Курт-Чен и матросы поглядывали на горы с тревогой, словно ждали от них какой-то пакости. Гундихар продолжал скучать, Бенеш все время молчал, и только тар-Готиан пытался хоть как-то развлечь Саттию. Он рассказывал ей о нравах, что царят у сельтаро, об обрядах, которыми сопровождается любое событие, начиная от рождения и заканчивая смертью.
Обитатели Мероэ всю жизнь проводили в паутине ритуалов, не смея отступить от раз и навсегда утвержденного канона: как называть детей, чему учить их; с кем воевать и как это делать; чем заниматься, чтобы не уронить собственное достоинство и честь рода; как приветствовать знакомых и незнакомых…
Только маги у сельтаро имели некую свободу, но использовали ее для того, чтобы уходить от сородичей вглубь лесов и заниматься там своими делами. Лишь немногие шли на то, чтобы служить герцогам или императору, и служение это не продолжалось долго. Проведший несколько лет в свите властителя чародей уходил, и на смену ему появлялся новый.
Или не появлялся, и тогда знатному эльфу приходилось обходиться так.
Девушка слушала и понимала, насколько нравы Ланийской марки похожи на людские. Насколько они, потомки альтаро, отличаются от родичей, и порой ей было немного стыдно.
Ночью восьмых суток путешествия Саттия проснулась от навалившейся на грудь тяжести. В первый момент даже решила, что кто-то ее душит, но быстро отбросила эту мысль.
– Хррр… – из окостеневшего горла вырвался судорожный хрип.
Девушка была не в силах пошевелить даже пальцем. Тело казалось оболочкой из кожи, натянутой на свинцовую болванку. Сердце будто не билось вовсе, глаза ворочались с трудом.
Она попыталась перекатиться на бок, но это движение привело лишь к тому, что перед глазами взвихрился рой синих огоньков. Все ясно – обитающая в теле Тьма решила напомнить о себе. Напомнить о том, что участь единственного Хранителя не легче, чем у раба, вынужденного и днем и ночью таскать кандалы.
Только ее кандалы – внутри.
Накатило отчаяние, яркое и сильное, точно пожар на сеновале. Захотелось взвыть, подняться на ноги и прыгнуть за борт, где так ласково и умиротворяюще плещут волны. Или лучше выпустить тяжесть из себя, позволить скопившейся внутри силе пробить дыру в палубе и днище.
Чтобы те же самые волны с алчным хлюпаньем пожрали и «Дельфин», и жалких роданов, что будут цепляться за его обломки…
Тогда грызущая нутро боль уйдет, стихнет навсегда…
Мелькнула мысль: как старый Хранитель выдерживал подобное давление всю долгую жизнь, как не сошел с ума? Сразу явился ответ: до самого последнего времени он был не один, и тяжесть страшного знания, жуткой силы делилась между посвященными поровну.
Если один умирал, на смену ему находили нового.
С трудом заставляя двигаться непослушное тело, Саттия выпуталась из одеяла и села. Посмотрела в темное, безлунное небо, большей частью скрытое облаками – может, оттуда придет благословенный дождь? Охладит пылающий лоб, смоет со щек капельки жгучих слез?
Ее одновременно бил озноб и терзал болезненный жар. Казалось, что мышцы и кости хотят разорвать кожу и выглянуть наружу, а та в свою очередь стягивается, точно усыхает.
Краем уха услышала движение за спиной, но повернуть головы не смогла.
На лоб девушки легла сухая холодная ладонь, и волна яростной ненависти ко всему вокруг отступила. Саттия смогла несколько раз свободно вздохнуть, не насилуя легкие, не разрывая грудь. Потом ей почудилось, что тело охватил настоящий огонь, на краю зрения замелькали изумрудные искры.
– Отпусти… – прошептал кто-то в самое ухо, и она узнала голос Бенеша. – И оно уйдет само…
«Как? Что отпустить? – хотелось заорать ей. – Что я могу сделать, если собственное тело предало меня?»
