Лорел Гамильтон - Гамильтон

Его сила прижала меня к двери, словно подушкой, которая мешала дышать, душила меня. Я смогла выдохнуть из себя:

- Ричард, пожалуйста.

Он склонился надо мной, приблизил ко мне свое прекрасное лицо с наполненными солнцем глазами.

- Что - пожалуйста? Пожалуйста, остановись, или пожалуйста, не останавливайся?

Я затрясла головой, мне не хватало воздуха, чтобы ответить. Волчица уже добралась до моего тела, и столкновение заставило меня потерять равновесие. Ричард успел подхватить меня за руки, удерживая на ногах. Волчица принялась царапаться внутри, она рвалась на свободу.

Я попыталась было закричать, но казалось, будто с каждым глотком кислорода в меня вливается все больше силы Ричарда. Он приподнял меня над полом и прижал к себе. Внизу живота что-то зашевелилось, и я могла поклясться, что почувствовала, как волчьи когти пытаются разорвать мою плоть в своем стремлении выбраться к Ричарду. Волчица пыталась выйти к нему, отвечая на зов своего Ульфрика.

Боль была нечеловеческой, словно меня пытались разорвать изнутри, от пупка и дальше - жуткая пародия на роды. Я закричала, не голосом, а разумом. Я воспользовалась для этого всей доступной метафизической силой, и звала я на помощь.

С той стороны двери послышались голоса, но слова уже не несли для меня никакой смысловой нагрузки. Словно это был обычный шум. Зато я чувствовала запах кожи Ричарда, чуяла мускусный запах волка в нем. Он склонился ко мне, и я почувствовала запах своей кожи через его сознание. Мыло, шампунь, гели для волос, а подо всем этим - мой собственный запах, запах моей кожи. Он вдохнул глубже, приложив свою руку к ней так, чтобы чувствовать этот запах напрямую. Он втягивал его ноздрями так, словно это был прекраснейший из ароматов. Волк. Я чуяла волка, и лес, и стаю.

Дверь содрогнулась за моей спиной. В нее словно ударилось что-то тяжелое. Ричард поднял меня руками за бедра, чтобы я смотрела ему прямо в лицо. Он ни о чем не спрашивал вслух, только глазами, силой и тем самым запахом волка. Он просил меня прийти к нему. Звал ту часть меня, что настороженно замерла, перестав скрестись, когда учуяла его. Он призывал мою волчицу недоступными пониманию моего, еще человеческого, разума. Я все еще была настолько человеком, что не могла дать ему того ответа, который он ждал. Слишком человек, я слишком… человек.

Но о волчице этого не скажешь, и она охотно отвечала Ричарду. Волчица бросалась о стенки моего тела, отбрасывая от меня Ричарда, хоть тот и пытался меня удержать, пока волчица рвала меня изнутри. Его сила забивалась мне в глотку, словно рука, пытавшаяся вытащить оттуда за шкирку зверя, и мне не хватало ни кислорода, ни силы что-либо произнести.

Казалось, по моим венам бежит горящая, раскаленная жидкость. И я горела вместе с ней, хотя и знала, что это такое: мой зверь, волчица. Теперь-то я поняла, почему тело ликантропа теплеет в преддверии полнолуния - их нагревал рвущийся на свободу зверь. Эта боль была для меня новой, боль, которую я разделила со своей волчицей, потому что она, казалось, горела вместе со мной.

Я уже не помнила, как распахнулась входная дверь. О том, что охрана ворвалась в ванную, я узнала только когда, когда несколько охранников окружили нас. Я не слышала ничего, кроме тяжелого пульса и сердцебиения в своей голове. Охрана попыталась оттеснить Ричарда, вырвать меня из его рук, но он не отпускал. Наконец, ему сильно вмазали кулаком по физиономии, и кровь хлынула багровым ручейком, вслед за чем его зверь из него ринулся наружу и на меня.

Из-под моих ногтей вырвался огонь. Я приблизила руки к лицу, пытаясь понять, как такое может быть, но то была кровь. Кровь, огненным дождем льющаяся у меня из-под ногтей.

Тело Ричарда снова прижалось ко мне, оно уже изменялось - появлялась шерсть, деформировались мышцы, и создавалось впечатление, что его волк был тесно привязан к моей волчице, потому что, когда он начал перекидываться, то потащил ее из меня за собой. Тащил из меня, горящей и окровавленной. Я бы сделала все, что угодно, согласилась бы на все, лишь бы прекратить эту боль. Я даже не думала о том, что, если перекинусь, то потеряю своих леопардов. Я не думала о том, что тогда Ричард победит. Единственной мыслью, бившейся в моем сознании, было «Прекратите это, остановите, господи, пожалуйста!». Если бы мне кто-то сказал, что единственным способом прекратить эти мучения было стать волчицей, то я бы даже не стала спорить. Я бы ухватилась за эту возможность. Только пускай это прекратится!

Тут я почувствовала силу Жан-Клода, ощущавшуюся прохладным освежающим ветерком. Было все еще больно, ведь волчица продолжала приспосабливать себя к моему слишком маленькому телу, но все же стало немного лучше. Я снова обрела способность слышать, и сразу же осознала царившую вокруг неразбериху. Крики, вопли, и надо всей этой какофонией голос Клодии:

- Ульфрик, не делай этого!

А в моей голове прозвучал голос Жан-Клода, который, благодаря нашим метафизическим связям, был слышен и Ричарду.

- Мои метки удерживают ее в человеческом теле, Ричард. Ты можешь только уничтожить ее.

- Она моя! - проревел Ричард, стоявший над моим телом. Я даже не помнила, как оказалась на полу. А Ричард уже не был человеком. Он был таким человеко-волком, каких показывают в кино, только шерсть его была цвета корицы, и было очень хорошо заметна его принадлежность к мужскому полу, тогда как экранные полу-волки выглядели обтекаемыми и бесполыми. Оттуда, где я лежала, он казался просто чудовищно огромным. Частично из-за угла зрения, частично - от боли.

Под напором волчицы мое тело выгнулось дугой, стараясь протолкнуть когти из-под моих ногтей. Стараясь растянуть мое тело так, чтобы волчица в нем уместилась. Благодаря помощи Жан-Клода, у меня теперь хватало воздуха, и я воспользовалась этим, чтобы завопить. Наконец, я могла кричать и визжать от боли, и это каким-то образом помогало. Я все еще была в человеческом обличье и могла говорить. И я завопила: «Нее-е-ет!!!»

Надо мной с перепуганным лицом склонился Клей:

- Отдай мне своего волка, Анита.

Откуда-то вынырнула когтистая рука и отшвырнула его прочь из моего поля зрения. Ричард оттолкнул клея.

- Нет, - прорычал он. - Моя стая не станет пытаться этому помешать.

- Это не твоя стая, - донесся откуда-то из комнаты голос Жан-Клода. - А моя, потому что все твое принадлежит мне, по закону вампиров они - мои волки, а не твои.

Повернув голову, я увидела его стоящим в дверном проеме. Он стоял там, прекрасный, холодный, и его глаза мерцали ледяным огнем. Я протянула к нему свои окровавленные руки и крикнула:

- Помоги мне!