Александр Рыжков - Ищейки Смерти

Если смотреть с внешней стороны, то проём в стене находился на уровне земли. Это, кстати, чувствовалось, когда лил проливной дождь: грязная вода затекала внутрь. Благо подобный дождь случился лишь один раз. Чтобы хоть как-то уберечься от непогоды, Тартор был вынужден заткнуть проём матрацем. Это помогло. Дождь прошёл — опасность затопления миновала. Вот только в сырой камере мокрый опилочный матрац высыхать совсем не хотел. А каждому известно, что спать в прохладном помещении, да ещё и на промокшем матраце — чревато тяжкими хворями, часто приводящими к гибели…

По ту сторону двери щёлкнули засовы. В камеру вошёл Фирил — самый старший сын Жраба. Одет он был, как и всегда, в чёрный форменный костюм с тройными белыми полосами на штанинах. Если присмотреться, то на воротнике и рукавах можно было разглядеть тёмные пятна от засохшей крови (уж явно чужой). Его лысину успешно скрывало чёрное сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. Смуглое лицо с уродливым шрамом от носа до подбородка поперёк губ. Громадные руки, похожие на медвежьи лапы. Два метра ростом. Очень похожий на отца, пусть и худой. Это, конечно, по сравнению с толстяком Жрабом худой, а так — широкоплечая гора стальных мышц килограмм эдак на сто двадцать.

— Фу, как же у тебя здесь воняет, — таковы были слова приветствия Фирила.

Тартор не ответил. Он всё так же лежал в луже собственной крови, повернувшись к вошедшему опухшим лицом, которое больше было похоже на сплошной переливающийся синяк.

— Была б моя воля, тебя бы давно четвертовали, — признался Фирил и подошёл вплотную к Тартору. — Но папаша решил иначе. И знаешь чего? Я начинаю понимать мудрость его решения! — он пнул наёмника в живот острым с железной набойкой носком сапога. — Убив тебя, мы бы лишились такого замечательного занятия: наслаждаться твоими страданиями! Это ведь так здорово! — Фирил пнул ещё раз: Тартор скрутился от невыносимой боли. — Так приятно выбивать из убийцы младшего братки жизнь. Но выбивать потихонечку, по крохотной капельке… И знаешь чего ещё? Боль болью, а вот твои унижения мне куда больше настроение поднимают… — с этими словами мучитель приспустил штаны и помочился на голову Тартора, целясь в окровавленное ухо.

— Мразь, — собрав все остатки сил, выдавил из себя Тартор.

— Ну, бывай здоровый, — заключил Фирил и зашагал к выходу, остановился в дверном проёме, хлопнув себя по лбу: — Ах, чуть не забыл. Это, так сказать, чтобы продлить твоё никчёмное существование, — он кинул в лицо наёмнику задубевшую, покрытую плесенью краюху хлеба. — Один охранник отобрал её у бродячих собак близ свалки. Приятного аппетита, уродец.

Фирил вышел из камеры. За его спиной хлопнула дверь и щёлкнули засовы. Тартор жадно вцепился зубами в хлеб.

Жраб Толстый и его подчинённые знали свою работу. От обычного избиения до изощрённой пытки — они были мастерами высшего класса. Правда, достигнутыми успехами Жраб не был доволен. Да, им удалось подвергнуть Тартора чудовищным мучениям. Но вот выпытать местоположение Филики всё никак не получалось. Бедняга Тар, по большому счёту, и не знал её точного расположения. Но подобные заверения только развязывали палачам руки…

Саднило в боку, опухшее лицо от малейшего прикосновения разрывалось дикой болью, ноги и руки были покрыты холмиками ужасных гематом, каждый вздох отдавался пронизывающей болью в голове. Тартор откашлялся кровью и попытался подняться. Ноги подкашивались от слабости в коленях. С третьего раза удалось сравнительно твёрдо стать во весь рост. Боль… Она не была столь мучительной. Она была терпимой. Любая боль, какой бы ужасной она не была, — терпима. Унижения? Ну что ж, они не смертельны. Их можно перетерпеть, с каждым разом тая всё большую молчаливую злобу на мучителей. Умереть, облегчив тем самым страдания? Нет, не таков уж Тартор. Сам он кого угодно на тот свет отправить готов, но то, чтобы себя… нет, не может быть и речи!

И что же тогда остаётся делать? Как что?! Бороться! Превозмогать трудности и страдания. Побеждать боль. Игнорировать оскорбления. Жить. Жить назло остальным. И надеяться…

Сил побороть кого-либо из надсмотрщиков не было. Да и вряд ли мучители допустили бы подобный поворот событий. Зато душевные силы желания выжить и поквитаться — били безостановочным гейзером.

Первые дни Тартор всей душой ненавидел мучителей. Проклинал их, сопротивлялся, бился и проигрывал. Но завидное постоянство, с которым проходили тортуры, не прошло стороной. Постепенно ненависть переросла если не в странное подобие любви, то уж точно в равнодушие. Ненависть наплывала на него непосредственно в моменты мучений. Но стоило истязателям прекратить — как прекращалась и ненависть.

Всё чаще Тартор задумывался о своём поступке в Садах Осевого района. Попавшийся под горячую руку прохожий, прибежавшие тут же охранники… А будь Тартор сдержанней тогда, всё бы обошлось! Филика. Ох уж эта Филика! Разве её можно понять: то она впустила Тартора в себя, то бесповоротно захлопнула свою дверцу перед самым его носом. Конечно же, как тут не вспылить? И этот «нездешний драг» как раз подлез под залп взбудораженной люти. Дальше само собой: стычка с охранниками, перестарался, розыск. Тут и душевнобольному (коим Тартор некоторое время тоже являлся) ясно — вина лежит тяжёлым грузилом окоченевшего тела сына Жраба Толстого на плечах наёмника. Кто Тартор в глазах Главы сарской охраны и его подчинённых? Подлый убийца и мерзопакостный коротышка-ублюдок, вздумавший перечить местным силовым властям. А наказание? Что ж, если откинуть все личные предпочтения, Тартор несёт вполне заслуженное наказание. Слишком жестоко? А каково Жрабу и его сыновьям? Лишились младшего…

Филика! Филика! Филика! — диким вихрем ненависти проносилось в мозгу Тартора.

И действительно, во всём виновата только она! А кто же ещё? Ведь это её холод и чёрствость подтолкнули Тартора к необдуманным и импульсивным действиям. Разве нет? То она сама даёт тебе повод верить в близость чувств, то отметает даже малейшую возможность этого! Злость переполняет от её двуличности. Лживая бессердечная стерва! И вообще, это из-за её вины Тартор лишился рассудка! Заставляла каждую ночь дежурить! Как же тут без голубого кита обойтись? Это всё она! Она желает только зла! Притворная лицемерная Филика! Она с самого начала хотела изжить Тартора. Всё делала для этого. Чудовище! Как только Тартор мог быть столь слеп? Но ничего, ничего, теперь-то он всё понял. Теперь-то всё станет на свои места. Теперь её женские чары не оплетут его сетью лжи и обмана. Хватит с Тартора страданий!

Если бы только удалось спасись, сбежать из «смертельной камеры»… Да, тогда-то Тартор Филике бы всё высказал…