Рональд Колд - Клинки свободы

«Уважаемый Амибал» маршал произнес безо всякой иронии. За несколько месяцев, прошедших со дня странного перемирия, Герцог сильно изменился. Собирался отправиться к С'лорну, но пока продолжал выполнять его мелкие поручения. А они сводились к скрупулезному выполнению пунктов мирового соглашения. Разбойников и мародеров он извел больше, чем вся изрядно разбухшая служба Гайля. Но более всего он помог при разрушении Изумрудной Башни, раковой опухоли на теле столицы.

С'лорн потребовал, чтобы ему вернули все, что содержалось в недрах таинственного убежища некромантов с Лантического побережья. Однако войти внутрь оказалось невозможно. Одичавший вконец Джозато кидался на людей, наводил ужас даже на глитов, которых подручные С'лорна пытались запустить внутрь подземелья, где прятался полоумный некромант. Способность к размышлениям у него испарилась, но магические способности проявились на пораженном мозге, словно плесень на лежалом сыре. Он плевался огненными разрядами, мог когтями превратить хороший щит в кучку опилок, пробегал несколько шагов по стенам, кидаясь на своих жертв, словно кровожадный упырь из сказок. Повадился он также кидаться из бойниц в прохожих собственными испражнениями, причем они проедали людям плоть до костей, если, конечно, попадали в цель.

— Я могу его уничтожить, — признался С'лорн. — Но на воздух взлетит вся Башня! Там много ценных для нас приборов и записей, да и вас вряд ли такая перспектива обрадует.

Так и жил бы Джозато в вечной осаде, скитаясь по разветвленной сети катакомб под городом, если бы внутрь не проник Амибал, прослышавший про безумства былого советника Даниэля, перехитрившего самого Иеро!

Что творилось в глухих подземельях, не узнал никто из жителей Д'Алви. Через трое суток на поверхность выполз присмиревший колдун, а следом появился Черный Герцог в изорванной одежде, с головой, повязанной кровавой тряпицей, и странным ожогом на левой щеке, который светился в ночи.

Молчаливые по природе глиты затолкали былого наместника Нечистого в крытую повозку, впряглись в нее сами и потрусили на запад, потерявшись в лесах.

Так что Амибала в столице опасаться не перестали, но многие сильно зауважали. Он же смотрел на людей прежним волчьим поглядом и много времени пропадал в лесах на своем рогатом и клыкастом чудовище…

Лучар вороватым движением выдернула из бокового шва какую-то мелкую золотую деталь и сунула в вазу с фруктами, спросив у Гимпа:

— А как твои сухопутные подопечные, адмирал?

Она все так же забывалась, то называя старого моряка по имени, то в превосходной форме и с присовокуплением титулов и должностей, до которых старый моряк был охоч не меньше, чем до хмельного меда.

Подопечными адмирала стали вэйлэ-ри, с позволения королевы расселявшиеся в южных и западных лесах Д'Алви. Видимо, сказалось старое знакомство лесного народа и моряков с «Морской Девы». На флагмане до сих пор плавали многие из тех, кто воевал с Гимпом и Иеро против Дома и бесноватого мастера С'даны. Хотя бы тот же одноглазый боцман! Этот вообще бродил среди деревьев, с крон которых летели высокие птичьи голоса фей, словно зачарованный. А попугай, повидавший ровно столько же морей и океанов, сколько и боцман, пытался перенять их манеру общения. Пока — безрезультатно.

— Расселяются, — покивал седой головой адмирал.

— Только вот крестьяне их не очень любят.

— Наверное, крестьянки? — лукаво спросила Лучар.

— И то верно, бабы они и есть бабы! — Гимп громко хохотнул, но тут же солидно откашлялся и поправил на своем мундире двойной ряд медалек и якорьков различного металла. — А вот там, где отдельные рощи и кругом му'аманы бродят со своими стадами, тишь да гладь!

Королева встала и попыталась пройтись, но не тут-то было! Лежавшая теперь среди экзотических фруктов деталь оказалась не лишней. Боковой вырез на платье, и без того выполненный по последнему крику моды, в духе «сабельного удара», удлинился от пола до уха, открыв всем присутствующим разные интересные подробности монаршего тела.

Мужчины отвели глаза и попытались сделать вид, что заняты сложными размышлениями о керамической плитке, с помощью которой на полу была искусно выложена карта Д'Алви и окрестностей.

Лучар запахнулась в платье, прокляла церемониальный кадастр и громко спросила:

— Наши мохнатые гости уже покинули побережье?

— Медведи ушли сразу же после перемирия с Зеленым Кругом, — кашлянул Гимп и не без опаски посмотрел на трон.

В глубоком кресле с высокими резными подлокотниками сидела не девчонка, оконфузившаяся с платьем, а королева самого мощного государства на Лантике, суровая, но в то же время и справедливая.

— А если ваше величество имеет в виду бородатых и лохматых ополченцев, — сказал маркграф Больг, мизинцем с перстнем топорща усы, — то уважаемый адмирал может порадовать нас известием о скорой отправке их на родину, на полуостров… полуостров…

Больг замялся, словно и впрямь забыл слово «Флорида».

— В наши южные провинции, мой маркграф, — помогла ему Лучар и тут же уставила в него палец. — И больше я не потерплю шуток в отношении людей, которые вынесли вместе с му'аманами все тяготы долгой войны и посадили меня на трон.

— Моя королева намерена посадить свою персону еще на один трон в этой вселенной? — спросил маркграф, и его кустистые брови взмыли вверх, рискуя задеть люстру с полусотней свечей.

— На одном-то жестковато, — вздохнула Лучар.

— В таком случае, следует помочь нашим славным мох… простите, забылся… нашим славным и храбрым добровольцам отплыть на свою южную родину, поближе к экватору и фруктам, — с усмешкой сказал маркграф.

— Вот именно, помочь нужно, а не гнать в шею. — Королева вновь попыталась встать, но взгляд ее упал на злополучную застежку, и она осталась сидеть, впившись пальцами в подлокотник. — Довольно и того, что я хожу с визитами к ним сама, не приглашая их на балы.

— Великая честь, ваше величество. — Маркграф вновь накрутил на палец ус и слегка дунул в щель между передними зубами, распушая его.

«Как он это делает? — в который раз удивился Герд, наблюдающий за рутинным советом. — Наверняка такой штуке учиться лет двадцать, не меньше!»

Все в маркграфе вызывало сильные эмоции, никаких половинок. Или отвращение, или восторг. Несомненное личное мужество соседствовало в нем с откровенным хамством, поверхностная образованность — с глубоким знанием всего, что связано с хопперами, их разведением и дрессировкой, лоск и шик бывалого светского льва — с плоскими и однообразными шутками.

— Посетите хоть раз стойла младшей дружины дворянского ополчения. Молодая аристократия будет в восторге, уверяю вас.