Сергей Девкин - Дзи. Чужая судьба.

Рыжая кумицо непринужденно сидела на полу, опираясь подбородком на колено, подтянутое к груди, и обхватив его обеими руками. Хотя это выглядело как–то невинно и по–домашнему мило, но даже в этой спокойной позе ощущалась некая скрытая хищная грация, наводившая скорее на мысли о затаившемся в засаде звере, чем о простом заинтересованном созерцании. Зеленоватый свет, мерцавший в глубине глаз оборотня, был единственным, что разгоняло ночные тени в дальнем углу небольшой спальни.

— Симпатичная девочка, — кивнула гостья в сторону спящей Каори.

Ли чуть приподнялся на постели и, бросив короткий взгляд на меч, прислоненный рядом к стене, снова перевел взгляд на кумицо.

— Что с Удеем?

— Спит, не волнуйся, — что–то в ее тоне показалось дзи странным, как будто в голосе оборотня слышалась легкая усталость. — Хорошо, что сегодня для этого визита ты не взял с собой никого из клыкастых. В этом случае у нас бы точно не получилось тихой беседы.

— Она не любит, когда я появляюсь в их компании, — чуть улыбнулся Ли, продолжая гадать, зачем же явилась лиса–перевертыш, похоже, и вправду ненамеренная его убивать.

— Понятно, — протянула гостья.

— Ты спасла меня, тогда в логове сигумо. Я не сразу это понял, но все–таки, наверное, должен поблагодарить тебя за это.

— Я сделала это не ради тебя. Точнее, не столько ради тебя, сколько для того, чтобы вернуть азарт в происходящее. Ты сумел сделать эту игру интереснее.

— О вашем безрассудстве ходят легенды, но неужели для вас это и вправду только игра?

— Не только.

— Но вы отнимаете чужие жизни и погибаете сами. Ради чего?

— Людям всегда нужно обоснование своей гибели. Алчность, преданность, глупость, честь и тысячи других причин для смерти. Как же много вы их придумали. Но не пытайся осознать чуждое своему мышлению. Все равно не сможешь понять всего, а то, что сможешь, я не скажу тебе.

— Тогда зачем ты пришла, кумицо?

— У меня есть имя, и ты его знаешь, человек, — последнее слово Фуёко подчеркнуто выделила.

— Разве это не будет оскорблением с моей стороны?

— Ты веришь во все сказки, что слышал в детстве? — кумицо зажмурилась, и на мгновение в комнате стало совсем темно. — А даже если и так, тебя это что, смущает?

— Не думаю. Так зачем ты пришла,.. Фуёко?

— Предложить тебе помощь, Сяо, чтобы потом, возможно, сыграть еще раз.

— А если я откажусь.

— Умрешь, но не подумай, что это угроза. Констатация. Долго твои соплеменники не продержатся, карабакуру почти победили, но в этом почти и кроется твоя надежда.

— Что конкретно ты можешь сказать? — последние остатки сна покинули дзи, а он сам неосознанно подобрался как перед опасной схваткой.

— То, ради чего все это затеяла Старшая Сестра, начало происходить. От Анхэ к вам идет армия Императора, а силы карликов у Сианя скоро будут разбиты тайпэном Анто Гьянем. Марширующие по Шляху войска скопились в Сычуяне еще к началу весны в ожидании подходящего полководца, а твои гонцы достигли этого города как раз одновременно с ним. Еще две недели и здесь будет пять тысяч отборной императорской пехоты, с которой карабакуру уже не получиться сладить, но они вполне могут взять и сжечь Ланьчжоу немного раньше.

— Ты сказала, что есть спасение?

— Есть. Мои сестры этой ночью покинут лагерь карликов. Они больше не нужны нам, исполнив, пусть и не в полной мере, все, что нам требовалось. Наш уход посеет смятение среди командования коротышек, а уж как ты это используешь, будет только твоим делом.

— А если в войске карликов начнутся волнения? — предположил Ли, вспоминая свой недавний разговор с дзито.

— Волнения какого рода? — заинтересованно потянулась вперед Фуёко.

— Сомнения в силе и удачливости верховного вождя. Достаточные, чтобы он был вынужден согласиться на Поединок Судьбы с предводителем людей.

— Да, — изумрудные искры мягко сверкнули. — Это хороший ход. Его можно будет провернуть, будет достаточно лишь бросить пару слов там и тут. Главное, чтобы это говорила та, кому многие из карабакуру доверяют как себе.

— Значит, ты поможешь? Просто из–за возможности сыграть еще раз? — уточнил Ли.

— Может быть, и не только из–за нее…

Темный силуэт оборотня, как капля алхимической ртути, медленно перетек на край постели. Гладкие светлые когти коснулись груди дзи своими заостренными гранями.

— Только не смей проигрывать этому низкорослому завоевателю мира. Ненавижу делать бесполезные усилия.

Рыжий вихрь, украшенный языками малахитового огня, резко выплеснулся из холодного мрака прямо в лицо «тайпэну Ханю». Вздрогнув, Ли открыл глаза и понял, что проснулся. За деревянными ставнями спальни разгоралось тусклое пасмурное утро.

— И кто такая Фуёко? — подчеркнуто бесстрастным тоном спросила Каори, сидевшая рядом уже одетой и пристально вглядывавшаяся в лицо молодого дзи.

— Ночной кошмар, — как это часто бывало в разговорах с Каори, Ли почти не соврал. — Который, похоже, может обернуться реальностью. Прости, но мне нужно идти.

Выходя из дома дзито и подзывая зевающего Удея, Ли бросил взгляд на свежий снег, внезапно выпавший прошедшей ночью и укрывший двор тонким белым одеялом. Лисьих следов он так и не заметил, но память слишком хорошо сохранила вкус того странного и терпкого поцелуя.

Великая Твердь и бескрайнее Небо рушились на его глазах, рассыпаясь мириадами бесполезных осколков, оставшихся от былых мечтаний. Можно было сколько угодно уговаривать себя, что это не так, но это не меняло суровой действительности. С того момента, как предательство оборотней стало явным и недвусмысленным, Гупте лишь ждал, когда его собственные приближенные явятся в шатер верховного вождя с требованием подарить победу беснующейся армии или отдать свою голову на прокорм ненасытной озлобленной толпе.

Новость о том, что люди вывесили на башнях знамена, призывающие его к переговорам, стала настоящим сюрпризом, весьма неожиданным и, как это ни странно, спасительным одновременно. Когда же Гупте сообщили о том, что Хань желает обсуждать условия Поединка Судьбы, верховный вождь даже не сразу понял, что ему надлежит сделать.

Еще вчера он рассмеялся бы человеку в лицо и потребовал бы на коленях умолять о сохранении жизни. Ланьчжоу уже был в руках Гупте, и лишь малое усилие отделяло его от полной победы и богатых трофеев. А сейчас он готов был выть от безысходной ярости, ибо только предложение императорского пса могло спасти его статус в глазах остальных. Десять тысяч не похороненных воинов под стенами людского города взывали к отмщению, и только принеся его своими руками, Гупте мог надеяться на снисхождение и прощение своих ошибок теми, ради кого он и истратил столько сил, отдав перевертышам в залог свой разум и остатки души.