Вера Камша - Темная звезда

Хороший воин должен уметь ходить бесшумно, а все собравшиеся, за исключением маленького библиотекаря, которого усадили на скамью у входа, были опытными вояками. Не колеблясь, они двинулись вперед. Роман видел в темноте не хуже кошки и сразу же нашел то, что искал. Фигура святого, выполненная в человеческий рост, опиралась на мозаичный стол. На правой руке темнел знаменитый перстень. Все было забрано голубоватым хрусталем. Роман тщательно пригляделся, но не увидел никакой трещины. Изваяние было заключено в прозрачный куб так искусно, что заметить, где воск переходил в плоть Эрасти, было невозможно. На мгновение эльфа охватила паника. Как и все представители Дивного народа, он высоко ценил красоту и искусство, теперь же ему предстояло совершить святотатственный поступок — разбить хрустальный футляр и разрушить изваяние. Не говоря уж о том, что предстоит сделать то, что не смог сотворить неведомый убийца, — снять кольцо с мертвой руки.

Только бы эту миссию взял на себя Амброзий… Тогда ни Добори, ни брат Парамон не узнают, что они шли осквернять святыню. Феликс будет молчать, видимо, он уже смирился с очевидным. К тому же смерть Архипастыря убила в нем монаха и разбудила воина, для которого допустимы многие средства во имя победы над врагом. Пожалуй, будь они одни, можно было бы пустить в ход магию, но что-то заставило Романа тащить с собой новоявленных приятелей. Возможно, сон, в котором кольцо доверил ему сам Святой Эрасти, заставил эльфа подспудно ждать чуда, возможно, дело было в другом, но к алтарю они подошли все вместе.

Стоящий на полу потайной фонарь бросал узкий луч света на прозрачный куб, в который была заключена фигура Эрасти. Горный хрусталь тоже мерцал в темноте мягким серебряным светом, и Роман удивился, что ворам (а что это были воры, он не сомневался, хотя один из них носил кардинальскую шапку и примеривался к изумрудному венцу Архипастыря) вообще понадобился источник света. Однако они двигались как в потемках, да и спутники Романа выглядели так, слово все не попавшее в луч фонаря погружено во мрак. Похоже, только эльфийские глаза позволяли видеть магический свет, недоступный глазам смертных.

За спиной барда что-то скрипнуло. Он напрягся, ожидая, что воры обратят на это внимание. Не обратили. То ли не отличались наблюдательностью, то ли были уверены в том, что одни. Света им явно не хватало, и Амброзий зажег свечи. Мужчину, пришедшего с претендентом на архипастырскую корону, Роман не знал. Внешне человек как человек. Небольшого росточка, остроморденький, с невзрачным, очень бледным личиком, одет как богатый горожанин, желающий выглядеть аристократом. Одним словом, смешной человечишко. Только вот что-то в нем не то. Заурядный меняла или торгаш не мог вызвать у эльфа такого отвращения.

В этом надо было разобраться. Роман сделал знак своим спутникам и крадущейся походкой эльфийского охотника, буквально вжимаясь в стены и припадая к тяжелым гранитным колоннам, стал продвигаться к странной парочке у алтаря. Внимания на него не обращали, предполагать присутствие чужаков в центральном храме наследник Филиппа не мог. Вскоре эльф успешно укрылся в нише на расстоянии вытянутой руки от Амброзия, впившегося взглядом в серебристый куб.

— Ну же, я жду! — Скрежещущий шепот невзрачного горожанина заставил кардинала сначала вздрогнуть, а затем взвизгнуть.

— Нет! Нет! Я не могу! Оно меня сожжет!

— Глупости! Ты получил что хотел. Если ты откажешься выполнить условия, то завтра все узнают, что ты еретик и убийца.

— Но, господин Поррак. Я… Я боюсь. Может быть, церковное золото? Я отдам все! У Филиппа есть вещи, которые любого короля сделают вашим рабом.

— Они и так будут моими рабами. Кольцо!

— А… А может быть, вы возьмете его сами?

— Я не могу, ты же это знаешь. Только глава Церкви может прикасаться к реликвии. Никто ничего не узнает. Поддельное кольцо не отличимо от настоящего. А если ты его не возьмешь, то…

На лице будущего Архипастыря застыло ощущение безумного ужаса. Медленно-медленно, словно боясь обжечься, он протянул пухлую руку в серебряное сияние. И ничего не произошло. Господин Поррак внимательно наблюдал за происходящим, не выказывая более никаких попыток подхлестнуть Амброзия. А тот уже дотянулся до руки Эрасти и дотронулся до кольца. И вновь ничего.

Роман и раньше подозревал, что Амброзий принадлежал к многочисленной когорте самовлюбленных трусов, для которых нет ничего святого. Как только он убедился, что страх ложный, он утратил всякое почтение к рукам святого и повел себя именно так, как и должен вести себя наглый трус, которого видели во время приступа страха. Трусу обязательно надо показать, что все это было шуткой, а на деле он ух какой храбрый. И Амброзий, выругавшись так, что нежные уши городских стражников, услышав сей пассаж, немедленно бы увяли, небрежно бросил кольцо господину Порраку, который тут же надел его себе на руку. Однако новоявленный Архипастырь счел уместным немножко побогохульствовать. С мерзкой усмешечкой, вполне соответствующей его кабаньей физиономии, он бросил святому:

— Спасибо за подарочек, Эрасти. Я буду к тебе заходить. А вот это носи на здоровье. — Амброзии вытащил из кармана кольцо, очень похожее на украденное, и надел на отрубленную руку.

Три крика прозвучали одновременно. Кричал брат Парамон, не в силах далее выносить надругательство над святыней. В ужасе взвыл Амброзий, схваченный отрубленной рукой.

Страшным, нечеловеческим воем зашелся господин Поррак, корчащийся в охватившем его странном черном пламени.

Происходило что-то немыслимое. В храме стало так светло, что можно было бы собирать иголки или вышивать бисером, хотя за окнами по-прежнему чернела непроглядная южная ночь. Казалось, свет исходит из древних стен. Странный свет этот словно бы сдернул полог наваждений: у алтаря стоял настоящий Роман, Рамиэрль, золотоволосый эльф в черном монашеском плаще. Исчез и седоватый упитанный барон — прислонясь к колонне, положив ЗДОРОВУЮ руку на эфес меча, застыл Феликс. Рыцарь Феликс из воинственного рода Остергази.

Поррак больше не кричал, его совсем скрыло черное пламя, постепенно принимавшее очертание человеческой фигуры. Вот начали проявляться черты лица. Сомнений больше не было — на Романа смотрел Эрасти Церна, такой, каким он был на портрете и в Болотном Камне. Нет, все же не совсем такой — старше и спокойнее. Эрасти Церна, снимающий кольцо, был готов ко всему. Эрасти Церна, умирающий в скалах, ни на что не надеялся, хоть и боролся. Эрасти Церна, явившийся в алтаре своего собственного храма, прошел через все муки преисподней. Или почти через все.